"Старушка-невеста"

Обратился мужчина. Рассказал, что его мать, Нина Алексеевна, много лет проживает в своем доме, который строила со своим мужем - отцом обратившегося.
Нина Алексеевна всю жизнь работала учителем, а на пенсии с супругом стала поднимать небольшой семейный бизнес. Про мать клиент говорил, что она большая труженица, но ее сильно подкосила смерть мужа.
Собственниками дома были бабушка (2\3 долей) и ее внучка, дочь моего посетителя (1\3 доля в праве).
В 2019 г. сыновья Нины Алексеевны решили, что мама больше не может жить одна, поскольку она стала постоянно нуждаться в помощи. Пенсионерке были поставлены диагнозы гипертония и диабет, назначены инъекции инсулина. Нине Алексеевне исполнилось 72 года.
В 2019 г. бабушка неожиданно пропала. Сын обратился в полицию. Через день полицейские позвонили и сказали, что пенсионерка найдена, что у нее «все в порядке», но на вопросы о том, где она, - ничего не сообщили. Телефон у бабушки был выключен.
Вскоре развернулась какая-то дикая история.
На пороге дома, где жила Нина Алексеевна с сыном, невесткой и внуками появился товарищ по имени Улугбек. Он представился новым владельцем 2\3 долей дома и земли, показал соответствующие выписки ЕГРН и также договор дарения, удостоверенный нотариусом. Улугбек пришел вместе со своим адвокатом.
Адвокат предложил подписать «акт приема-передачи» ключей, одной из сторон которого должна была выступить, по мнению юриста, малолетняя внучка Нины Алексеевны (!). В дом Улугбека пришлось пустить – он действительно оказался собственником, выписки ЕГРН были настоящими. После заселения Улугбек привел и саму Нину Алексеевну, которую до этого времени поселил на съемной квартире. Ее было не узнать: она сильно постарела. На вопросы о том, кто такой Улугбек и действительно ли он должен проживать в доме, женщина ничего не отвечала, постоянно озираясь на Улугбека, ожидая, что он скажет?
Улугбек, невзирая на то, что был почти на двадцать лет моложе Нины Алексеевны, стал называть прежнюю хозяйку дома своей «женой» и постоянно вмешивался в любые попытки поговорить с нею. Отгородив в просторном доме часть площади, Улугбек добился того, что мой посетитель, его жена и дети больше не смели общаться с бабушкой.
Небольшая цитата из заявления моего клиента в суд: «долгое время я пытался установить с Улугбеком какой-то контакт, но это не привело к результату. Он установил четыре видеокамеры, через которые следит, не захожу ли я в ту часть дома, где он держит маму. Если он уходит из дома, то закрывает маму на замок».
В системе отопления дома также появилось «усовершенствование»: в обход официального подключения газа была сделана врезка в газовую трубу, при этом договор с газовой службой остался заключенным на имя пенсионерки.
С момента появления Улугбека бабушка перестала общаться с семьей, так как любое общение с родственниками провоцировало вспышки гнева у ее «мужа».
Не знаю, получала ли в описываемое время Нина Алексеевна инсулин, но вскоре выяснилось, что она уже не ходит и не встает даже в туалет. Пенсионерка перестала читать, пользоваться телефоном. После совершенной сделки никакой собственности у бабушки не осталось.
К сожалению, полиция в сложившейся ситуации помочь ничем не могла. В присутствии участкового бабушка сначала смотрела на Улугбека, а потом кратко отвечала, что у нее «все в порядке». В такой ситуации сотрудник полиции только разводил руками.
Напрямую оспорить дарение и выселить Улугбека мы не могли, т.к. мой клиент (сын потерпевшей) не являлся стороной договора дарения. Пришлось подавать заявление о признании Нины Алексеевны недееспособной.
Надо сказать, что наш оппонент оказался весьма подкованным. Улугбек подсуетился, и, когда дело уже было в суде, успел вступить со старушкой в законный брак. Хотя сотрудники ЗАГСа знали о том, что дееспособность Нины Алексеевны поставлена под сомнение, законных оснований для отказа в регистрации брака они не имели. Таким образом, Улугбек просочился не только в дом, но и в судебный процесс о признании пенсионерки недееспособной. Мало того, уроженец Узбекистана нанял сразу четверых юристов: троих для представления интересов пенсионерки и одного себе (хоть здесь поскромничал).
Суд, выслушав стороны, потребовал явки в заседание самой Нины Алексеевны.
Со слов клиента знаю, что Улугбек с неким доктором стали ежедневно собираться с пенсионеркой и подолгу готовиться к явке в суд. Они вспоминали, какой сегодня день, какой месяц, какой год? Разбирали, сколько у Нины Алексеевны внуков, в какой суд они собираются поехать, что следует говорить. Потом бабушку надолго положили в больницу, откуда она вышла лишь накануне заседания. Видимо, «учебная программа» в сочетании с современными ноотропными препаратами сделала свое дело: в заседании старушка держалась молодцом.
Нина Алексеевна сообщила, что «возмущена и оскорблена заявлением сына о ее недееспособности», что она вполне отдает отчет в своих действиях, а сына, напротив, считает никчемным человеком. При этом невозможно было не заметить, что после каждого предложения пенсионерка бросала взгляд на Улугбека, одобрительно кивающего головой. Тем не менее, признаюсь, бабушка не производила впечатления недееспособной. Даже сотрудники опеки и прокурор оказались в замешательстве: Нина Алексеевна в инвалидной коляске отчеканила, что имеет право вступать в брак с тем, с кем она считает нужным. Она была вполне ориентирована во времени и пространстве, а на обычные в такой ситуации вопросы отвечала уверенно и разумно.
До этого момента я никогда не видел подэкспертную. Увиденное никак не вязалось с той картиной, которую описывал мне клиент и члены его семьи. Надо было что-то делать, так как суд явно собирался отказать нам в назначении экспертизы дееспособности – бабушка выглядела бодрой и вменяемой.
Я взял документ из материалов судебного дела и задал вопрос:
- Нина Алексеевна, знаете ли вы людей, которых я сейчас назову?
Задав вопрос, я громко и внятно зачитал три фамилии, имени, отчества.
Бабушка раздраженно ответила:
- Понятия не имею, кто все эти уважаемые граждане.
Ее ответ тщательно запротоколировали, так как в вопросе я огласил фамилии… троих представителей Нины Алексеевны, на которых днем ранее она оформила процессуальную доверенность.
Надо было видеть лица юристов, присутствующих в зале суда! Не каждый день клиент в судебном заседании заявляет, что понятия не имеет, кто ты такой.
Конечно, экспертиза дееспособности сразу же была назначена.
После слушаний Улугбек сокрушался: «нужно было не месяцы учить, а фамилии представителей»…
Экспертиза показала наличие лакунарной деменции и пенсионерка была признана недееспособной.
Здесь я немного отступлю от основной темы и высвечу одну важную деталь, которая особенно ярко обрисовалась в данном судебном процессе.
Как выяснилось, еще до возбуждения судебного дела Нина Алексеевна освидетельствовалась врачом-психиатром и была признана нуждающейся в психиатрической помощи. На ее имя в ПНД была заведена медицинская карта. Более того, еще при первом осмотре врач в медицинской карте указал на возможность признания пенсионерки недееспособной. Несмотря на сказанное, спустя два месяца после осмотра бабушки в диспансере, Нине Алексеевне без проблем была выдана справка о том, что она на учете в ПНД не состоит. После получения этой справки и было совершено дарение доли в праве на дом.
Как же так вышло, что пенсионерку не поставили на учет, и даже выдали об этом соответствующую справку?
Опрошенная в судебном заседании врач-психиатр пояснила, что в России имеются два типа диспансерного учета (консультативный и диспансерный), и что при освидетельствовании бабушку не поставили ни на один из них, т.к. она себе и другим лицам не угрожала и не угрожает. Врач сообщила, что постановка на учет в большинстве случаев - дело добровольное.
Получается, сама по себе справка о том, что какое-то лицо на учете «не состоит», совершенно не информативна. С приглашенным экспертом из ПНД в зале суда у меня состоялся следующий диалог:
- Если вы при беседе видите психическое заболевание пациента, но вопрос о дееспособности не ставится, то пациент от вас спокойно уходит совершать сделки, в том числе по отчуждению недвижимости?
- Да, конечно.
- И вы никого не ставите в известность о его состоянии?
- Медицинская тайна...
В этом контексте я не могу не вспомнить и другое судебное дело, где продавец до сделки представил покупателю справку из местного ПНД, что он на учете не состоит, и это оказалось правдой. К несчастью для покупателя, правдой было и то, что по прежнему адресу, в другом регионе России, продавец на учете в ПНД состоял. Когда это выяснилось, сделка была признана судом недействительной.
По озвученным причинам для себя я давно сделал вывод: при малейших подозрениях на несделкоспособность стороны сделки нужно проводить психиатрическое освидетельствование, так как сама по себе справка о том, что продавец не состоит на учете в ПНД, - бесполезна. В рассмотренном примере «бабушка-невеста» имела подлинную справку из ПНД, но действительность сделки, конечно, под большим вопросом.
Вернемся теперь к нашей истории с Улугбеком.
Когда Нину Алексеевну признали недееспособной, Улугбек пытался оспорить решение. Апелляция ему отказала.
Выиграв дело во второй инстанции, я надеялся, что орган опеки назначит опекуном моего клиента, сына Нины Алексеевны или его жену, но опека всех удивила: опекуном был назначен Улугбек.
Мы спрашивали у муниципальных чиновников - как это возможно? Ведь брак с Улугбеком заключен в период, когда Нине Алексеевне уже официально был поставлен диагноз, и психиатр уже рекомендовал признание ее недееспособной. Опека сделала вид, что все так и должно быть.
Пытаясь сдвинуть ситуацию с мертвой точки, мы сослались на то, что орган опеки обязан принимать меры к защите интересов недееспособных. Очевидно же, что Улугбек, действуя как опекун, не будет оспаривать сделку, совершенную пенсионеркой с ним самим.
После некоторого раздумья опека согласилась выйти с иском в суд от имени Нины Алексеевны, в котором были заявлены требования о признании недействительным двух сделок: договора дарения и брака Нины Алексеевны с Улугбеком. Иск, правда, за сотрудников опеки пришлось писать мне.
Суд, который принял дело к производству, задал сотруднику опеки вполне резонный вопрос: если вы полагаете, что между интересами Улугбека и интересами опекаемой есть конфликт, то почему вы не отстраняете Улугбека от должности опекуна? Тем более что со стороны членов семьи Нины Алексеевны такие заявления подавались? Сотрудник опеки не нашел, что ответить. Указав, что иск подан ненадлежащим лицом (не опекуном), суд производство по делу прекратил.
После этой попытки восстановить справедливость каких-либо действий опека больше не предпринимает. Мало того, несмотря на конфликт интересов опекуна и опекаемого, в действиях опеки нарушений не нашла также и прокуратура.
Соответственно, сыну Нины Алексеевны придется в отдельном процессе от своего имени оспаривать полномочия Улугбека, оспаривать действия опеки по назначению его на должность опекуна.
Тем временем, пока вся эта тяжба еще далека от завершения, ситуация в доме Нины Алексеевны продолжает ухудшаться. Так, сотрудники газовой службы при плановой проверке ожидаемо заметили незаконное подключение и выставили счет более чем на миллион рублей (исходя из пропускной способности трубы при круглосуточной работе от даты последней проверки). Счет, естественно, выставлен Нине Алексеевне, поскольку договор на газоснабжение все еще оформлен на ее имя. Таким образом, отопительный сезон осенью 2021 г. для Нины Алексеевны и членов ее семьи не начался – газовая служба приостановила подачу энергоресурса. Улугбек, конечно, платить ни за что не собирается, и мой доверитель вынужден покупать дрова. В XXI веке в России дом в центре крупного города теперь отапливается дровами…

По этому делу мы работаем уже полтора года, конца тяжбы пока не видно

www.granatmaxim.ru

Еще статьи