Сотрудники опеки грабят муниципальную казну

В разных городах России я уже несколько раз видел одну и ту же мошенническую технологию.
Суть схемы проста: жулики якобы кредитовали очень пожилого и одинокого гражданина, тот через какое-то время умирал, а наследство за ним, вместе с долгами, получал муниципалитет. Затем жулики взыскивали долги умершего с муниципальных образований. По сути, в наследство за умершим входило не только выморочное имущество (активы), но и долги (пассивы). Механика схемы на удивление проста.
Чуть-чуть расскажу про организацию.
Первым делом находился некий гражданин пожилого возраста, имущество которого не представляло интереса для его потенциальных наследников. Обычно это были престарелые владельцы долей в праве на жилье, при обязательном условии, что другие сособственники в жилье не являлись их родственниками (и, соответственно, наследниками). Такое положение дел давало гарантии того, что на наследство старика совладельцы жилья претендовать не станут.
В других известных мне случаях на роль невольного соучастника выбирался пожилой человек, владеющий малоценной (например, ветхой) постройкой и каким-либо участком земли, расположенном в черте города.
С описанными категориями граждан мошенники подписывали договоры займа, как правило, ничем не обеспеченные, и, по всей видимости, безденежные, мнимые.
В дальнейшем, после смерти несостоятельных «заемщиков», их наследство переходило муниципалитету как выморочное, поскольку заявления о принятии за ними наследства никто не подавал.
После истечения шести месяцев займодавцы обращались с иском «к наследственному имуществу», с требованиями к местной администрации и местному управлению Росимущества. Ссылаясь на то, что между истцом и умершим имелись заемные отношения, истец каждый раз просил взыскать задолженность с местного территориального управления Росимущества и местной администрации, и сделать это он просил за счет наследственной массы. Поскольку стоимость унаследованного имущества была относительно невелика, обычно и цена иска оказывалась относительно «скромной»: от полумиллиона до двух с половиной миллионов рублей. С большими суммами я не сталкивался.
В ряде известных мне случаев суды, принявшие дело к производству, назначали почерковедческие экспертизы. Исследования показывали, что подписи под договорами займа и расписками о получении денег выполнены именно теми лицами, наследство за которыми досталось муниципалитету. Получалось, что договоры займа – настоящие, а доказательств их безденежности нет. Требования удовлетворялись, истцы получали деньги из казны.
Уже после второй такой истории я обратил внимание: по какой-то причине истцы, которые, в принципе, могли подписать с «управляемыми» ими стариками любой документ, все же воздерживались от того чтобы оформить на свое имя завещание, договор дарения или подписать банальный безденежный договор купли-продажи.
Я все гадал, почему имущество стариков они забирали не напрямую, а как бы «монетизировали»? Почему они присваивали чужое таким сложным способом – посредством исков к местным органам власти?
Я предположил, что для организаторов привлекательными были следующие факторы:
- они получали деньги, а не имущество с низкой ликвидностью;
- их права возникали из решения суда, что фактически закрывало их от каких-либо возможных претензий правоохранительных органов;
- у возможных наследников умерших, появление которых никогда нельзя исключить, не могло возникнуть претензий к истцам, ведь имущества стариков они не получали.
Я горячо доказывал коллегам, что именно эти обстоятельства заставляют истцов идти за своими деньгами по такой «длинной дороге».
Сейчас у меня двоякое чувство. С одной стороны, я частично оказался прав в отношении перечисленных «плюсов» описанной схемы для истцов, но, с другой стороны, я не углядел простейшей причины, по которой истцы не могли напрямую получать недвижимость стариков.
Задумайтесь: какая категория лиц постоянно и в доверительном ключе общается со множеством пожилых граждан, и при этом еще все знает об их имуществе? Конечно, это сотрудники органов опеки, социальные работники. При этом именно этим лицам законодательно запрещено совершать сделки с имуществом своих подопечных: напрямую получить от стариков недвижимость они не имеют права. Собственно, именно сотрудники опеки, по всей видимости, и стали авторами этой замечательной в своей изобретательности схемы.
В 2018-2020 годах описанная мною судебная практика стала меняться.
Рассмотрим конкретное дело.
У районного суда в первой инстанции не возникло даже сомнений в том, что подпись в графе «заемщик» выполнена именно умершим пенсионером. Вопреки обычному течению таких дел даже почерковедческая экспертиза не проводилась: иск просто удовлетворили. Тем не менее, решение первой инстанции было отменено Самарским областным судом.
Предлагаю вникнуть в логику апелляционного определения, которым решение первой инстанции было отменено (чтобы избежать обвинений в диффамации, номер дела не привожу):
«Истица указывала, что задолженность по договору займа составляет 2 200 000 руб., в том числе: 2 000 000 р. - основной долг; 200 000 р. - задолженность по процентам за пользование займом.
Истцом в подтверждение доводов о наличии задолженности по договору займа в материалы дела представлена расписка от 30.05.2015 года, согласно которой З.М.Р. получил в долг от К.И.А. денежные средства в размере 2 000 000 рублей, под 5 % годовых, на срок 2 года, с выплатой процентов одновременно с суммой долга.
Как установлено судом первой инстанции и следует из материалов дела, 02.06.2017 года заемщик З.М.Р. умер, что подтверждается актовой записью о смерти З.М.Р., составленной отделом ЗАГС 09 июня 2017 года.
Судом установлено, что нотариусу заявлений от наследников З.М.Р. не о принятии наследства не поступали. В наследственную массу умершего З.М.Р. входят 1/2 доли в праве общей долевой собственности на квартиру, расположенную по адресу: <адрес>, денежные средства, находящихся на счетах З.М.Р. в ПАО Сбербанк. Установив, что сведения о наследниках по закону либо по завещанию, принявших наследство, отсутствуют, имущество в виде доли в праве собственности на квартиру, и денежных средств, оставшееся после смерти З.М.Р., является выморочным и в силу закона переходит соответственно в муниципальную собственность и в собственность Российской Федерации, суд пришел к выводу о привлечении к участию в деле в качестве соответчиком ТУ Росимущества, которые должен нести перед истцом ответственность в пределах стоимости наследственного имущества и за счет указанного имущества.
Разрешая заявленные требования, суд первой инстанции руководствовался нормами ст.ст. 810, 1151,1152, 1156,1175, 1112 ГК РФ и пришел к выводу о частичном удовлетворении исковых требований, взыскании с наследника ТУ Росимущества и администрации г.о. *** в пользу К.И.А. в размере 2 149 844,68 рублей.
При этом суд исходил из того, что совершенная между К. И.А. и З.М.Р. сделка никем не оспорена и до настоящего времени в установленном законом порядке недействительной не признана.
С данными выводами суда первой инстанции коллегия согласиться не может в силу следующего.
Как усматривается из материалов дела, расписка, подтверждающая сумму долга от 30.05.2015 года, напечатана на принтере и заверена подписью и З.М.Р. собственноручно (л.д. 22). Указанный документ оспаривается администрацией г. Самары. При этом подпись в расписке не соответствует подписи и Ф.И.О. З.М.Р. проставленной им в претензии ИП Бахтина Б.А., которая под сомнение не ставится (л.д.151).
Возражая против доводов ответчика о безденежности договора займа, представитель истца К.И.А. в судебном заседании пояснила, что К.И.А., ДД.ММ.ГГГГ года рождения, в настоящее время работает в органах опеки и попечительства, согласилась на выгодное предложение одинокого старика З.М.Р., 1940 года рождения, вложить деньги в размере 2 000 000 рублей в ООО «НордВест». Для чего передала З.М.Р. указанную сумму под 5 % годовых на 2 года. Также представила договор беспроцентного займа от 03.03.2015 года между Ш.А.С. и К.И.А., согласно которой ей переданы денежные средства в размере 2000000 рублей до 01.07.2017 года.
Судебная коллегия не может согласиться с выводом суда, что указанные документы являются доказательствами заключения договора займа.
Из материалов дела, в частности показаний Зарецкой Н.А., сособственницы квартиры, в которой проживал наследодатель, фактически являясь её опекуном, видно, что З.М.Р. бизнесом не занимался, жил на пенсию один в квартире, злоупотреблял спиртными напитками.
Является общеизвестным, что на дату, указанную в расписке, 01.06.2015 года, средняя ставка банковского процента по вкладам физических лиц по Приволжскому федеральному округу, опубликованная Банком России составляла 11,15% годовых.
При таких обстоятельствах, судебная коллегия не принимает доводы истца о том, что она, заняла крупную денежную сумму по договору займа, чтобы передать её одинокому 75-летнему пенсионеру, злоупотребляющему спиртными напиткам, без заключения какого-либо договора, без обеспечения, под процент более чем в три раза меньший, чем ставка банковского депозита, с целью выгодного размещения капитала.
При этом судебная коллегия учитывает несоответствие подписи заемщика образцу его подписи, что истец, по пояснениям её представителя имеет отношение к органам опеки и попечительства, а также работала в банковской системе. Получила деньги от Ш.А.С. по договору займа из семи пунктов, а передала З.М.Р. по простой расписке.
При этом при рассмотрении дела по доводам апелляционной жалобы, согласно которым ответчик фактически указывает на безденежность договора займа, судебной коллегией представителю истца по доверенности в судебном заседании 13.03.2019 года было предложено представить доказательства экономического обоснования её действий. Допустимых доказательств, свидетельствующих о разумности и осмотрительности такой сделки представлено не было. Поскольку истцом не представлено бесспорных доказательств, подтверждающих факт передачи З.М.Р. денежных средств в рамках договора займа, оформленного представленной распиской, судебная коллегия приходит к выводу о недоказанности факта передачи денежных средств, в связи с чем, по правилам ч. 3 ст. 812 ГК РФ договор займа между К.И.А. и З.М.Р. считается незаключенным.
Таким образом, из совокупности представленных сторонами доказательств следует, что истцом денежные средства по расписке от 30.05.2015 года не передавались, доводы ответчика о фактической безденежности договора нашли свое подтверждение, в связи с чем, у суда первой инстанции не имелось оснований для удовлетворения исковых требований».
Логика этого апелляционного определения быстро оказалась взята на вооружение в других субъектах России. Более того, к гражданам, которые подобным образом получили деньги из казны, в настоящее время интерес проявляют правоохранительные органы. Впрочем, перспектив, как я думаю, у таких проверок нет: все те, кто уже успел, получили деньги по судебным актам. Ни о какой ответственности, думаю, в этом случае говорить нельзя. А сама технология, конечно, любопытная

www.granatmaxim.ru

Еще статьи