иллюстрации: Козлова Инна, Гранат Максим 

г. Тольятти 

001 

Дело тебя выберет, или ты его – неважно. Если человек и занятие подходят друг другу, они часто остаются вместе на всю жизнь.

Забавно, но в самом начале пути нигде не висит предупреждающая табличка: «осторожно, этим ты будешь заниматься до конца жизни». Но жаловаться некому, да и не на что.

Какое-то дело устроено так, что, даже стоя одной ногой в могиле, ты все ещё сможешь делать его очень хорошо. Таких примеров пруд пруди в науке и особенно в искусстве. Такому делу, видимо, нужен не сам ты, а что-то, что есть в тебе. Даже если считать, что человек – всего лишь проводник, то свои свойства со временем он обычно не теряет.

Совсем иначе, когда твое дело требует от тебя молодости.

Если в том, что ты делаешь, придуманы объективные критерии оценки, это, с одной стороны, открывает удивительные возможности. Например, наличие секундомера в спорте позволяет официально стать лучшим в городе/стране/континенте и даже на планете. Если вдуматься, то это удивительно. Никто не может сказать: это «лучший на континенте писатель». Разные номинации и премии, конечно, не в счет. Если у одного писателя есть премия, а другого на неё даже не выдвигали, то это вовсе не означает, что первый лучше второго. В спорте - все иначе.

Совершенно официально можно объявить: «перед вами действующий чемпион Европы». Все остальные, кто проиграл, не вышел на старт, получил дисквалификацию - все они официально признаются хуже, чем этот, первый. 

Есть, конечно, и обратная сторона. Объективные критерии оценки покажут тебе, кто ты есть, когда твое время пройдет. Здесь спорт совершенно безжалостен и безоговорочно точен.

Даже если всё ещё будешь выигрывать за счет опыта и тактики, в глубине души будет зреть понимание настоящего места в финальном протоколе. Об этом свойстве профессионального спорта никто не предупреждает. Что, если подумать, правильно.

Задумываясь об этом, я с еще большим уважением отношусь к тем, кто связывает всю свою жизнь с профессиональным спортом. Это отважные люди, и очень редко – беспечные. Они соглашаются с жесточайшими условиями, принимают их и стараются успеть.

Что до меня… Мне никто не запрещает заниматься спортом любительским.

В непрофессиональном спорте даже старую развалину, посыпающую трассу песком, будут рады видеть на старте.

- У тебя что-то хрустит в каретке?

- Да нет, все нормально, это мое левое колено

002 

Все, что окружает: автомобили, компьютеры, здания, телефоны, электрические линии, беспроводные сети, асфальтовые дороги, все – новое. И ста лет нет. Даже противно.

В чем-то они были правы, эти сумасшедшие луддиты, разрушители машин.

За новым теряется чувство изначального. Вымывается, истончается память о далеком прошлом. Память, которая так сильна в детстве, и которая почти утрачена у тех дураков, что называют себя «взрослые».

Когда тебе восемь, ты очень хорошо помнишь, как горит огонь. Как быстро заходит солнце. Как страшно бывает ночью. Как вскакивать рывком, оттолкнувшись, что есть силы, от земли, просыпаться уже в воздухе, с растопыренными пальцами. И как холодно бывает утром.

Все это забывается. Потому что взрослые думают, что все это никогда не понадобится. Они надеются, что не понадобится.

Но именно в спорте ты вспоминаешь. Как ты загонял для нее... кого же ты для нее загонял?.. Кого-то очень вкусного. Ты гнал его дооолго. Ты был таким молодцом: никто, кроме тебя, не смог бы его загнать! Но ты загнал его до смерти и еле отдышался сам. И ты не стал его есть, ты унес его домой. Тащил по скале, тяжелого, теплого, к ней, прямо в пещеру. Чтобы она улыбнулась. И гордилась. Распустила волосы. И чтобы ты орал: смотрите, кого я загнал для нее. Самого большого!

И ты смотришь на спину гонщика, что идет впереди тебя. На его натруженные, сверкающие от пота ноги. Чуть покачивающуюся от бешеного напряжения голову. Чувствуешь исстари знакомый вкус спекшейся слюны.

О, парень, да неужели ты думаешь, что я не загоню тебя ради нее? Ты просто не понимаешь. У тебя будет очень тяжелый день сегодня. У всех будет тяжелый день

003 

Мне повезло: я никогда не голодал до того, как вырос и сел в седло. Как и всем в России, в 90-е годы ХХ века моей семье было трудно, но настоящий голод я узнал только на велосипеде.

О чем это я?

Велосипед высасывает силы гораздо тщательнее, чем, например, бег. За несколько часов работы можешь проголодаться так, как будто не ел неделю. Особенно досаждает голод, если холодно, если дождь, и если все это происходит ранней весной. Потом организм адаптируется, вспоминает, как экономней расходовать силы, но после зимы энергосистема еще только настраивается. Поэтому весной, на третьем – четвертом часу тренировки может появиться жуткий голод. Появляются мысли о том, что мелькающая перед глазами икра твоего друга сделана из мяса, гладко выбрита и легко поджарена в горах на солнце.

Чтобы избежать каннибализма, перед выездом на тренировки мы хорошенько заправляемся. В ресторане гостиницы в семь часов утра зал обычно пуст, лишь несколько велогонов в форме завтракают перед поездкой.

Одно такое утро мне запомнилось особенно.

Накануне, на протяжении нескольких дней кряду, я наблюдал в отеле пару дистрофичных девушек, которые решили худеть в турпоездке. Отличная идея – худеть в ресторане со «шведским столом» и хорошей кухней, посреди всеобщего обжорства. Барышни сидели друг напротив друга и употребляли только ростки салата и пресную курятину. Вокруг стояло пиршество, но девушки кушали преимущественно травку и строго блюли друг друга изо дня в день.

Одну из них я увидел в ресторане тем ранним утром. Озираясь, беспрестанно  оглядываясь, девчонка хватала  пирожные и в спешке давилась ими, поедая одновременно рахат-лукум и кусок вишневого пирога. Очевидно, она сильно опасалась появления своей подруги.

Неподалеку от девчонки с недовольным видом за чашкой кофе восседала в одиночестве строгая дама на склоне лет. Застегнутая на все пуговицы, с физиономией школьного завуча она явно хотела что-то сказать юной обжоре, но из вежливости сдерживалась.

Когда девчонка наспех вытерла уголки губ и убежала, внимание пенсионерки переключилось на меня и моего самарского друга – Шевелева Антона. Клацая шипами велосипедных туфель мы явились в велотрусах и куртках, с шлемами и фляжками в руках, плюхнулись в кресла и начали завтрак.

Среди спортсменов-любителей этот процесс псевдонаучно называется «углеводной загрузкой», но, честно говоря, это почти обжорство. Мы стали объедаться. Начали и закончили.

Есть уже не хотелось, но при одном воспоминании о накрывшем днем ранее голоде мы снова возвращались к тарелкам.

Объевшись до состояния Гаргантюа и Пантагрюэля перешли к напиткам. Когда Антон, по своему обыкновению, стал высыпать десятую ложку сахара в свою чашку чая, внимательно наблюдавшую за нами бабку перекосило, но, несмотря на наши дурные манеры, она всё ещё сдерживалась от замечаний.

Сидевший спиной к пенсионерке Шевелев тщательно перемешал получившуюся сахарную кашу и съел её. На этом завтрак был окончательно завершен.

Отдуваясь, к ужасу бабки мы стали сворачивать теплые лепешки и засовывать их в карманы наших веломаек.

Да, мы в курсе, что так делать не принято, но нам было очень нужно. Ближайшие семь-восемь часов мы планировали провести в горах, а в апреле на высоте полтора-два километра еще лежит снег, довольно прохладно и жрать совершенно нечего.

Утрамбовав лепешки, оставшиеся карманы мы заполнили печеньем, восточными сладостями, изюмом и всевозможными плюшками. Все это сопровождалось фразами вроде «дай помогу, в этот карман можно засунуть еще немного»,  «вытащи мою запасную камеру и засунь под нее вот это» и т.п.

Бабка-созерцатель превратилась в камень. Она сверлила нас глазами и чувствовала непреодолимый стыд за своих соотечественников, которые так безобразно ведут себя в ресторане гостиницы. Обычной, между прочим, гостиницы, а не какого-то специального отеля для спортсменов.

Набив все карманы до отказа, мы уже собирались уходить, но тут я вспомнил, что на моих велотрусах есть еще один карман. Вообще-то он предназначен для рации, но разве у нас есть рации?

Вспомнив про карман, я также вспомнил о том, как мне было плохо, когда я в последний раз заголодал в горах. Я попросил: засунь, пожалуйста, дорогой мой друг, вот эту пригоршню печенья мне в трусы. С этими словами я расстегнул майку.

Проблема заключалась в том, что карман для рации пришит на боку под майкой, на ребрах слева и сбоку, в очень неудобном для доступа месте. Чтобы дотянуться до него, майку нужно полностью расстегнуть. Вспомнив  Г. Остера и его вредный совет «не клади в карман варенье, трудно будет доставать», Антон полез мне под майку и стал ссыпать во внутренний карман вкусные песочные печеньки.

В этот момент бабку прорвало.

- Молодые люди! – воскликнула она. Как вам не стыдно! Вы столько сожрали за завтраком, и еще позволяете себе набивать карманы!

- Конечно - ответил мой друг, до десятичасового завтрака остается еще больше двух часов, а голод - не тетка 

004 

Сначала ты был тупым и слабым ублюдком. Многие думали, что ты вот-вот сдохнешь. Конечно, ты и теперь почти такой же тупой ублюдок, но ведь тогда ты так и не умер. Молодец. Ты на полном серьезе собрался жить. И что?

Тебе исполнилось одиннадцать.

Она была маленькая, с острым подбородком. У нее были мальчишечьи бедра. Ну, не совсем мальчишечьи, но очень красивые. И она не давала тебе житья. Нужно было просто взять и поцеловать ее, а ты этого не сделал. Да и откуда ты мог знать тогда? Однажды ночью, в старом деревенском доме, лежа в постели, рядом, всего в полутора метрах, она протянула ладонь, искала тебя. Помнишь, как сжал пальцами ее руку с надрывающимся в запястье пульсом? Ты так и не разобрался тогда, почему ее глаза стали влажными, но ведь тебе было только одиннадцать, а ей – десять. И уже одно это было невыносимо тяжело.  

Потом тебе исполнилось... ладно, не важно.

Совсем другая.

Cветлые, выгоревшие на солнце волосы. И тугая резинка на трусах. Но все же ты справился. Помнишь, как она сначала никак не могла объяснить, а затем ты никак не мог понять? Но все было отлично. Только у нее никак не получалось.  А ты, дурачина, и рад стараться... Да, вот это были тренировки! А потом, в один день, когда у нее уже не было сил, неожиданно все получилось. И ты на время стал для нее богом, а она для тебя - твоим источником. И в тот момент, когда ее выжженные солнцем волосы разметались, ты стал чуть менее неполноценным ублюдком.

А потом что?

Ты рос. Покрывался шерстью. Становился все сильнее и сильнее. В спорте, который выбрал. Ее волосы стали темнеть, и больше уже не выгорали на солнце. Но она по-прежнему была рядом, хотя могло сложиться иначе.

Затем наступил ноябрь две тысячи очередного года. Пришел тот самый месяц, который ты никогда не помнишь. Ведь ты действительно не помнишь ни один ноябрь, и кто знает, почему?

Ты ехал на тренировку уже почти ночью, ледяной ноябрьской ночью. Впереди, низко над кромкой знакомой горы, тлела луна. Ветер пробирал насквозь, но ему не хватало сил остановить тебя. Там, откуда ты ехал, и куда собирался вернуться, теплилась и мерцала крохотная искорка новой жизни. Еще одна девчушка. 

Раз уж все в природе так необратимо, черт побери, пусть это сделает нас лучше

005

В апреле 2013 г. с друзьями вырвался в турецкий Кириш. Мы колесили по грунтам, стараясь полностью избегать шоссе: тренирующиеся на асфальте парни на шоссейных велосипедах демотивировали нас, проносясь на скоростях за пятьдесят километров в час.

В горных тренировках компанию мне по традиции составил железный человек из Самары – Шевелев Антон. Тренироваться с ним реально страшно: если ему дать достаточно времени, он укатает любого.

На длинную тренировку, чтобы дополнительно подзадорить Антона, я нарядился в случайно доставшуюся мне в 2012 г. майку чемпиона России по кросс-кантри среди любителей. Карманы до отказа набил бутербродами, сухофруктами, протеиновыми батончиками. Этого питания мне хватило ровно на пять часов работы в седле, с пульсовыми 120-150 ударов в минуту.

Промежуточным пунктом нашей поездки значилась горная деревенька Альтиньяка, в которой я планировал пополнить запасы питания. К моему удивлению, обычно оживленная деревушка в этом году напоминала сцену из вестерна: пустынные улицы, заколоченные ставни, поломанные ветром вывески и катающееся по брусчатке перекати-поле. И никого. Добыть съестного не удалось.

В начале шестого часа поездки со мной приключилась полная альтиньяка: организм без разрешения выключился, плавно закатившись в очередную горку. Думаю, Антону было очень забавно наблюдать меня, валяющегося без сил на траве, в майке с флагом огромной страны.

К этому моменту мы набрали по грунтам больше трех тысяч метров высоты и сам по себе отдых был совершенно бесполезен: нужна была еда. Не важно, какого объема у тебя мотор, если кончилось топливо. К счастью, Антон поделился со мной последней завалявшейся у него печенькой, на которой мне удалось продержаться еще пару часов, оставшихся до гостиницы. 

В эти дни мы не отказали себе в удовольствии попробовать местные молодые вина, поездить по горным речкам, поноситься по козьим тропам, потрогать колесами развалины античных городов, подышать на подъемах полной грудью запахами сосен.

Наши малыши хулиганили в свое удовольствие от рассвета до заката, наши женщины ждали нас на берегу моря, и мы возвращались к ним, обожженные солнцем, с посеченными сухой травой ногами, в просоленных шлемах. Мы возвращались, чувствуя себя мужчинами.

Из солнечного средиземноморья прилетели в хмурый, залитый холодными дождями Тольятти.

Капитан воздушного судна объявил: температура в аэропорту «Курумоч» +3 С.

В Россию с собой я привез крестовый загар и +35 ватт  к средней мощности на двадцать минут

006

Надеть шлем. Застегнуть пряжку подшейного ремня. Выйти на старт.

С животом, прилипшим к спине. Со сжатыми губами.

Вспомнить неписаные правила места и времени, в которых находишься.

Здесь обязательства - особого рода. Их чувствуешь сердцем, а отдаешь – мускулами.

Никто никому ничего не обещает заранее, и нет иных способов обеспечения обязательств, кроме мужской дружбы.

Всем известен состав лиц, участвующих в деле: горы, камни, земля и гонщики – твои друзья, и те, другие - человекомашины. Ты им не нравишься, они тебе не нравятся, но права заявить отвод нет ни у кого.

Здесь судят по старинке, через ордалии, и все же получают объективную картину в протоколе.

Нет преюдиции: всем плевать на то, что и кому ты доказывал прежде. Доказывай сейчас, заново. Иначе никто не поверит.

Никаких прений.

Никаких реплик.

И апелляции – только для слабаков

007

В начале июля 2013 г. я заболел, пролежал несколько дней с температурой и был вынужден пропустить старт любимого мною марафона, проводимого в селе Жигули.

Обычно мне не удается ровно продержать форму на протяжении целого сезона. В 2012 году рубануло в августе, после нескольких марафонов и чемпионата России, в 2013 - еще раньше, так как май-июнь я на соревнованиях совершенно не сдерживался. Уровень гемоглобина в моей крови упал со 154 до 130, и, видимо, все еще продолжал снижаться.

Отбросив пораженческие настроения, решил отдохнуть и начать тренировки заново.

Июль 2013 г. я провел в Жигулевске и окрестных холмах, тренируясь на низких пульсовых. Шли дожди, и мои девчонки привыкли к тому, что я возвращаюсь домой грязный, как черт.

Первые тренировки были тяжелыми и, как казалось, не приносили  результата: не появлялось ни скорости, ни легкости хода.

В черте Жигулевска есть несколько грунтовых и асфальтовых подъемов, которые я прикатывал много раз. Они являются своеобразными индикаторами  моего состояния: по времени подъема, по максимальной скорости и пульсу можно делать объективные выводы, даже не используя измеритель мощности. Периодически я проверял себя, и к концу месяца увидел, что выкарабкиваюсь из «ямы».

К югу от городка в холмы уходит один адский подъем. Дорога тянется под просекой, под ЛЭП, идущей от плотины. Градиент доходит до 28% и временами скорость падает до 4-5 км\ч. Сыпучие камни и бурно разросшаяся трава под колесами не дают встать на ноги. В общем, к этому подъему я отношусь с уважением.

31 июля 2013 г. лил затяжной мелкий дождь, а я мок в Жигулях на этом самом подъеме.

На середине горы есть небольшое выполаживание. Я ни разу не заезжал в этот подъем одним усилием: всегда разрешал себе сбавить на «полочке». В этот день я проехал первую часть подъема и впервые не сбил дыхание. Плавно, без пробуксовок встал из седла, набрал на выполаживании скорость и отработал вторую часть торчка. Дождь заливал очки, на вершине я порезал покрышку об острый камень но настроение было отличное: я почувствовал легкость.

Всю последующую неделю я набирал высоту в Жигулевских холмах, собирая по три-четыре подъема за тренировку, и не возвращался домой, не набрав хотя бы тысячи метров высоты. Жизнь стала ритмичной, как рок-н-ролл: утром и днем работа, вечером тренировки и игра с малышом в «большую рыбу»: я плаваю, а дочка-Инишка сидит у меня на спине. К ночи оставалось только упасть в постель.

Уже в следующем месяце в уральских горах  меня ожидала первая в моей жизни победа на всероссийском марафоне в категории «абсолют».

Повторить это достижение я смог только пять лет спустя – осенью 2018 г. в Саратове.

Как же, черт подери, все это здорово сложилось

008

Об этом не принято говорить, но что тут скрывать?

Ты возвращаешься с соревнований домой, нагруженный, как слоеный пирог. Нервотрепка, что была перед стартом, уже забыта, но она не прошла даром. Напряжение гонки спало, но оно прячется в твоих ногах и руках, в шее и спине. Бессонница, которая была перед гонкой, давно в прошлом, но за тысячу верст дороги домой удалось поспать всего ничего. Забитые мышцы болят, даже массаж, растяжка и компрессионная одежда не спасают.

Ты приезжаешь домой сразу после рассвета, с недомытым после гонки велосипедом, с ворохом грязной формы, с красными от недосыпа глазами, обнимаешь родных, моешься и… едешь на работу.

В шутку все это я называю «послегоночным проклятьем».

Я заранее, очень заранее и тщательно готовлюсь к тем судебным заседаниям, которые ждут меня после возвращения с соревнований. Это позволяет «держать планку». Хотя бы в суде.

Но, все равно: когда тебе нужен отдых, нужен, как воздух, ты должен работать. Дело не ждет.

Срочная работа не дает правильно закатиться после гонки, мешает восстановлению. Именно работа зачастую убивает спортивную форму. Иногда даже сама гонка бывает не настолько тяжелой, как пара рабочих дней после нее.

Видимо, в этот раз гоночный уикенд повлиял на меня больше обычного, потому что судья, рассматривавший дело в понедельник утром, пристально  посмотрел на меня и сказал, что у него тоже трещит голова после воскресенья, и что мы оба неважно выглядим. В перерыве председательствующий поделился тем, что многоречивый, не затыкающийся адвокат другой стороны его «уже достал», и что «этот зануда вообще не пьет, в отличие от нас - нормальных мужиков».

Я ответил, что с большим подозрением отношусь к людям, которые бог знает чем занимаются в выходные, и судьба процесса была решена - я выиграл дело.

Не мог же я сказать председательствующему, что в моей крови несколько недель не было ни капли алкоголя

009

Ушедшие из спорта... «Завязавшие».

Спорт уходит из их жизни медленно, не сразу. Уходит вместе с вещами.  Привычными, что окружали их многие годы. Самые памятные исчезают последними, раздаются друзьям.

Мой старый друг - знаменитый маунтинбайкер - больше не в седле. Отдал мне свои любимые очки. Теперь в его доме уже ничто не напоминает о спорте. В гараже - дорожная сумка, полная медалей со всего света, а в доме - ни намека на спорт.

Впереди «жизнь с волосатыми ногами»

010

Я с уважением относился к своему попутчику, хотя всегда недолюбливал его прежде.

Почти два часа мы работали с ним вдвоем, зависнув между сильным отрывом и добирающей нас основной группой. Переложиться к отрыву у нас не  получалось, но и отдавать пелотону завоеванные на раскаленной трассе минуты было жалко и неспортивно.

Впереди, в четырех минутах, сменами шли четыре человека, которых мы явно не добирали. На финише всех нас ждало только три призовых места. Все это означало, что шансов у нас почти нет.

Надо было что-то решать.

От осознания бесплодности усилий приходило отупение, но ни он, ни я не бросали работать.

Два осла – думал я. Два упертых, тупых осла.

Степная жара приплыла с самого утра, нахлынула на трассу марафона. Марево от раскаленной земли поднималось и причудливо искажало очертания подъемов и спусков. Очки заливало потом. Солнце прожигало форму насквозь. При каждом торможении и снижении скорости, как только поток набегающего воздуха ослабевал, мы чувствовали, как наш собственный жар, исторгнутый из кожи, догоняет нас, ударяет в спину и заливается за воротник.

Солнце окаменело в зените, девяностокилометровая дистанция спеклась в  выжженных, одуревших от безветрия холмах. Что есть силы мы рвались к финишу,­  чтобы только скорее кончился этот кошмар.

На спине моего спутника, под широкими лопатками, появились разводы от соли. Вот он – «пересол на спине». От обезвоживания и мышечного напряжения рельефом прорисовались вены на руках и ногах. Обе его фляги уже давно были пусты.

Он ехал без перчаток и на прямых участках, по шоссейной привычке, перекладывал руки на центр руля. Каждый раз, делая это, он резко отдергивал ладони в стороны от выноса: его старомодный алюминиевый руль, анодированный черным, на незакрытых оборудованием местах нестерпимо жег кожу. Его руки все время забывали об этом и снова обжигались.

Мы работали сменами и делили их почти поровну. Гордость не позволяла ему колесничать, а мне было уже почти все равно.

Я думал, что этому парню, наверное, еще хуже, чем мне: я не так вооружен мышцами, а мой углепластиковый «кэнондэйл» на целый килограмм легче его машины и чуть современнее. Но, как бы ему не было трудно, он не показывал ни одного признака явного кризиса и на сменах работал честно.

В конце очередного затяжного подъема мы ворвались в лес. Попали на единственный участок трассы, закрытый от солнца душной растительностью. Начался спуск, стало чуть прохладнее. Мне захотелось глотнуть как можно больше воздуха, который не обжигал легкие. Я бросил руль, расстегнул майку до датчика пульса. Мой напарник, взяв смену, разрезал воздух впереди меня.

Вдруг он сбавил, тряхнул головой, вытянул правую руку и на скорости окунул её по локоть в море злой, взрослой крапивы, сохранившейся под зеленью леса. Трава по высоте доходила нам до плеч и выглядела угрожающе.

Он рассекал крапиву правой рукой, раздвигал ее ладонью и тыльной стороной запястья и было совершенно ясно, что он ничего не чувствует. Ожоги от крапивы вызывают жгучую боль, но его дубленая на солнце кожа и мозолистая ладонь ничего не ощущали.

Он делал это, чтобы почувствовать хоть что-нибудь, чтобы снять навалившееся отупение от нагрузки и температуры, чтобы не сдаваться, чтобы додержаться и финишировать достойно.

Хотя он еще пока сохранял скорость, стало понятно, что он сдает.

Я люблю таких людей.

Понимаю их лучше, чем других. Чем тех, что часто говорят «может быть».

Мы славно с ним поработали, но парня нужно было бросать – на колейном спуске он мог быть опасен. С сожалением я оставил его одного.

На следующем гребне, минут через двадцать, накрыло и меня.

В крутой подъем на солнцепеке не осталось никаких чувств, пропало даже привычное ощущение правой манетки: «чувство последней передачи». Обычно еще до переключения чувствуешь, будет ли следующая передача крайней или еще есть запас, но под усталостью это понимание притупляется.

Трасса загибалась все круче и круче вверх, и сколько бы раз я не проверял, что переключиться уже некуда, что самая легкая передача уже воткнута, правая рука все равно тянулась к манетке и сама пыталась убавить эту непомерную тяжесть, что навалилась в подъеме на ноги и спину. Рука сама трогала лепесток манетки, но облегчение не приходило, и каждый раз от этого я чувствовал разочарование. В раздражении я одергивал свою правую руку, чтобы она не смела больше касаться лепестка переключения, чтобы она не сломала ограничители и не засунула переключатель в заднее колесо.

В такие моменты приходит понимание абсурдности ситуации.

Ты участвуешь в гонке, вооруженный всей этой современной карбоновой техникой, авионикой от «гармин» и инфографикой, которая все время теперь перед глазами, и при этом пытаешься удержать свою первобытную правую руку от того, чтобы она не пыталась сама, без твоего ведома, переключать передачи. Это все очень, очень странно.

Из-за развития технологий едешь быстрее, но тебе также плохо, как и раньше, и ты все еще - человек.

В тот день… В тот день мы доехали гонку порознь, как два осла, не выиграв ничего, не догнав отрыв, еще и пропустив перед финишем вперед себя нескольких беглецов из основной группы.

Мы стояли под горячим душем прямо в форме и велотуфлях, один – с покрытой волдырями правой рукой, смотрели в небо и улыбались, как двое умственно отсталых.

Мы узнали кое-что друг о друге, и каждый – о себе самом, но так и не поняли, что нам со всем этим делать в мирное время

011

Тропа. Ветер.

Встречного ветра всегда больше.

Он бывает тугой, упругий или мягкий, как одеяло, обволакивающий.

Прячешься от него за любым укрытием, потому что ветер гораздо сильнее тебя. Он приносит с собой тяжелую, ватную усталость, наступающую от понимания того, сколько энергии расходуется зря.

Упираешься в него, барахтаешься в нем, давишь его, и, если повезет, прорываешь.

Мой товарищ говорит, что в ветре хорошо одно: от него устают соперники. Особенно те, кто ростом поменьше. Но, конечно, это бравада, от встречного ветра устают все. 

Только изредка ветер делает тебе подарок.

Проходишь подъем. На высоких оборотах, стоя, залетаешь на макушку горы, опускаешься в седло уже после верхней точки и попадаешь в тишину.

Всегда слышна работа велосипедной цепи, даже самой лучшей. Слышно как мягко, с шуршанием, покрышки рисуют следы на земле и как они увлекают за собой камни на торможениях. На поворотах чувствуешь, как воздух пытается забраться под лямки шлема. И лишь когда мир становится беззвучным, когда не слышно ветра, понимаешь, что он летит вместе с тобой.

Тогда он уносит от тебя все звуки. Наступает непривычная тишина. В ней ветер молча подхватывает тебя за подмышки и тащит вперед.

Ты чувствуешь легкость, почти невесомость. Скорость растет, но воздух вокруг неподвижен

012

Как вы думаете, летать с велосипедом – удобно? По глиссаде на подготовленной трассе – да. Авиасообщением - не всегда.

Сдавать велосипед в багаж нужно в чем-то.

Вариантов упаковки не так много.

Первый: дорогой, тяжелый и довольно прочный кейс для перевозки велосипедов. Он отлично подходит, если спортивное оборудование авиакомпания перевозит бесплатно или за фиксированную сумму. Если же авиаперевозчик взимает плату за килограмм веса и считает твой груз негабаритным, такой футляр только повысит цену перелета.

Вариант второй: какая-нибудь самодельная упаковка. Обычно разобранный велосипед в самодельном чехле напоминает кучу мусора. Есть реальная опасность, что грузчики в аэропорту не поверят, что кто-то летит с этим хламом, и просто его выбросят.

Третий вариант: картонная коробка, в которой обычно продают новые велосипеды. Это оптимальный вариант для путешествий, так как сама коробка легкая, велосипед в нее легко уложить, не разбирая до винтиков, а после поездки картон не жалко выкинуть или отдать на переработку. Главный минус этой упаковки состоит в том, что если грузчики положат велосипеды плашмя, а сверху еще накидают чемоданов, то до места доедут не велосипеды, а карбоновые обломки.

Впрочем, обычно мы надеемся на лучшее и упаковываем технику именно в такие коробки. Утешаем себя тем, что при неаккуратном обращении грузчиков даже специальный кейс сохранность оборудования не гарантирует. Таким образом, многие путешествия начинаются с того что я заезжаю в ближайший веломагазин и клянчу пустую коробку попрочнее.

Забавно, но плоская, высокая и узкая велосипедная коробка внешне больше всего похожа на упаковку со здоровым телевизором. Особенно это сходство усиливается, если скотчем на боку коробки вывести здоровые буквы «TV», а жирным фломастером написать: caution, fragile!

Теперь вообразите какой-нибудь обычный туристический чартер.

Зону ожидания аэропорта.

Толпу наших соотечественников, ожидающих регистрации на рейс.

Кучу привезенного ими багажа (сумки, чемоданы и рюкзаки). Бегающих вокруг детей. Всеобщее ожидание вылета.

Представьте себе высушенных парней, которые тащат к таможне огромные коробки… с телевизорами.

При этом еще обсуждают, прикалываясь:

- Ты тоже «плазму» взял?

- Да, в этом году взял побольше, а то в прошлый раз в гостинице телевизор был полный отстой.

Русские, как вы знаете, не особо стеснительные. Слышишь каждый раз искреннее, в полголоса: «совсем е№%улись, телевизоры с собой на курорт везут»

013

Нас, полунемых и безголосых, мучает невыносимое, неослабевающее чувство противоречия между острейшей потребностью выражать музыку и полной неспособностью это делать. Между желанием напеть мелодию и ужасом перед тем, как она зазвучит в собственном исполнении.

Мы сотни раз мысленно проигрываем любимые мотивы и потихоньку сходим с ума. Мы музыкальны, мы даже более музыкальны, чем вы - полноценные люди, но об этом никто никогда не узнает, ведь наша музыка лишь внутри и никогда вовне. У нас есть музыкальный слух, но он лишь усугубляет страдания и заставляет молчать. Мы мучаемся, как немые. Мы столь восприимчивы к музыке, что не можем жить без нее, но немота не проходит.

Отчасти спасает цикличный спорт.

В нем - ноты и аккорды, увертюры и симфонии. В спорте ты композитор. Дирижер. Даже иногда первая скрипка, если есть силы исполнить соло.

Лишь в седле становишься музыкантом.

Глубоко внутри живет музыка, найденная, украденная когда-то, но уже теперь принадлежащая тебе безраздельно.

Чаще всего эта музыка – рок.

Анатомически воспроизводимые, физиологически верные ритмы.

Мы, безголосые слушатели, всасываем рок в ствол мозга. В нас он продолжает жить и пульсировать. Он учащает наше дыхание, набивает вены и артерии кровью, поднимает из седла, выстреливает нас, как из пращи.

Кто лучше всех исполнит сегодня?.. 

014

«Осторожно, на трассе гонщики-падальщики!» - такую табличку впору вешать на каждой второй кантрийной гонке.

Стервятники.

Сильные, способные гонцы, которые, тем не менее, опасаются атаковать в одиночку. Они всегда экономят силы и сами не борются за призовые места. Выбирают позицию немного позади, где жизнь чуть-чуть, но все же полегче. Сознательно выбирая четвертую-пятую позицию, они ждут ошибки кого-то из лидеров. Как только ошибка или поломка происходит, падальщики атакуют и забирают призовое место.

Стервятники – расчетливые и терпеливые гонцы, они умеют ждать. Не расстраиваются, если им ничего не досталось, так как знают, что их время придет.

По понятным причинам хронических падальщиков слегка недолюбливают. Но куда без них? В природе не бывает мусора - все идет в дело.

Говорить с ними бесполезно. Надо просто помнить, что они есть, и стараться не стать одним из них

015

Есть у шоссейных велосипедистов такое садистское упражнение – гонка с раздельным стартом.

Американцы называют это занятие «Time Trial Competition». Очень верно, в точку. Испытание временем. С трассой - один на один. Ты - против времени.

В России дали свое название. Как у нас принято, с эмоциональным окрасом – «разделка».

Бывает, знаете, разделка туш. А бывает разделка на шоссе. Здесь тоже разделяют – мальчиков от мужчин.

Наше название, думаю, куда лучше. Кем бы ты ни был, разделка выдавит тебя до остатка

016

Я много тренируюсь один. Спортсменов-любителей в России и так не слишком много, а желающих составить мне компанию и того меньше.

Если выезжаю на тренировку с кем-то из друзей, приходится напоминать себе, что это – всего лишь тренировка. Режим соперничества включается сам собою, и ничего хорошего в этом нет: не получается провести восстановительную работу или просто спокойно накатать объем.

Я давно и со всех сторон знаю, в чем заключается это недоразумение.

Мой товарищ Евг (Женя Зотов) никогда не умел сдерживаться и врубал на тренировках только один режим - полный газ. Даже когда я оказывался сильнее него, тренироваться вместе было трудно: Евг ломал мне все планы. Поэтому, когда тренируюсь с кем-то в паре, стараюсь одергивать себя.

Сказанное не так актуально, если напарник подготовлен лучше меня, но в остальных случаях пытаюсь отслеживать самочувствие того, кто едет рядом. Каюсь, это не всегда получается.

Разные люди просили меня на тренировках вести себя спокойнее и выражали эту мысль в довольно доходчивой форме (другой бы понял), но я не сразу догнал, что от меня хотят того же, чего я хотел от Евг: не превращать каждую тренировку в состязание.

2012 год стал апофеозом моего тренировочного эгоизма.

Дон Кихот самарский Антон Шевелев, бряцая доспехами, выехал со мной в горы «набирать высоту».

В его ежедневнике этот день был заранее обведен кружочком. На листе дневника, против обыкновения, не были расписаны детали дистанции:  вместо них было нацарапано емкое русское слово «подвиг».

Нами действительно был запланирован эпический маршрут. Конечно, «эпический» - прилагательное слишком мягкое. Не вдаваясь в подробности, скажу, что часто упоминаемая в поговорках бешеная собака, для которой семь верст не крюк, сдохла бы на нашей дистанции раз пять. Мы же планировали вернуться целыми и уложиться в световой день: оба уже акклиматизировались, давно скатались, знали друг друга и чувствовали в себе силу.

Стартовав с уровня моря мы мягко начали карабкаться в первый подъем.

До границы облачности было тепло и солнечно, постоянные изменения градиента не давали скучать. Под колесами закончился асфальт, осталась за спиной короткая секция старой брусчатки, захрустел плотный, скалистый грунт. Альтиметр накручивал метр за метром буквально на глазах.

Туча, которую мы, задрав головы, разглядывали еще у подножия горы, зацепилась за кромку леса и застряла на одном месте. Дорога вела прямо в неё. Какое-то время нам пришлось мокнуть под дождем: он шел ровным пятном по склону все еще нависающей над нами горы, хотя мы и ехали уже в облаках.

Переполненные ручьи хлестали со скал. Последняя деревушка давно осталась внизу и мы смело могли набирать чистую воду, но нужды в ней не было – в бачках еще плескался неистраченный изотоник.

Когда поднялись над облаками, сразу нацепили одежду, лежавшую в карманах велосипедных маек. Мокрая форма на ветру быстро высохла и не доставляла неудобств. До снеговой линии оставалось совсем чуть-чуть.

Минуту мы колебались, когда покрышки передних колес уперлись в сугробы. Тропа, что вела через перевал, оказалась полностью завалена снегом. У моего попутчика была с собой легчайшая куртка, у меня – только жилет. Лезть в снег не хотелось, но не поворачивать же назад? Я чуть стравил давление в колесах и начал пробивать «лыжню».

Через час ковыряния в сугробах под нами снова появилась тропка. Она резко наклонилась вниз и на отметке около полутора тысяч метров мы выскочили из снега. Следующий подъем шел уже по южному склону хребта, где проблем с покрытием не было. Оба активно работали, чтобы не остаться в горах на ночь.

Мое самочувствие было просто отличным. Мышцы радовались нагрузке, приятно побаливали от усилий на каждой шикане, где серпантин задирался вверх особенно круто. Техника работала великолепно, карманы майки все еще были набиты припасами.

В середине пятого часа тренировки предупреждающе пискнул мой пульсометр.

Я сказал другу:

- Антон, у меня 160, давай чуть потише.

Услышал в ответ:

- Вообще-то 180 горит уже два часа, но я не жалуюсь.

- Так какого же хрена ты не сказал мне раньше?!

- Ты что, сам не видишь? - спросил рыцарь и упрямо натянул на выполаживании.

А я не видел, потому что не смотрел на него.

Смотрел на облака, что расстилались внизу. На переломанные ветром горные сосны. На непонятных ракообразных, похожих на крабов, которые разбегались из под колес, прыгая от одной лужи к другой. Смотрел на свой «гармин», отсчитывающий путь и высоту.

Мне было так хорошо с самарцем, что я вообще думать забыл о том, как он себя чувствует. Прозевал, что давно мучаю его и еду слишком быстро.

Продолжительное пребывание в «красной» пульсовой зоне сделало свое дело: к шестому часу Росинант под моим другом уже не гарцевал, а волочился, вставая чуть ли не траверсом на особенно крутых участках горы.

Я вспомнил старый анекдот про ворону, которая решила лететь через море и переоценила свои силы. Начал подбадривать друга, но он не слушал – ушел в себя.

С прищуром, пристально Дон Кихот смотрел на свой новый пульсометр, что подарила ему прекрасная Дульсинея. Устало спросил меня:

- Не вижу я ни фига, что там загорелось? Какая-то мелкая надпись.

Я подъехал вплотную.

- Антон, ты только не расстраивайся… Там написано «check engine».

Рыцарь схватился за пояс, но меча на привычном месте не оказалось, а я благоразумно телепортировался метров на тридцать вперед.

Взбодрившись в погоне за мной, Антон Петрович недвусмысленно выразил готовность во чтобы то ни стало пройти маршрут до конца.

Мы успели. Вернулись до сумерек, довольные, как черти, и такие же голодные 

017

В спорте всегда присутствует вопрос мотивации.

Профессиональных спортсменов движет вперед честь флага, карьерные и денежные стимулы. Есть также ответственность перед товарищами по команде, тренерским и техническим персоналом, желание оправдать ожидания болельщиков и спонсоров.

У спортсменов любителей, выступающих внутри страны, ничего этого нет. При этом они тратят свое время и деньги на подготовку, на участие в соревнованиях.

Велосипедный спорт не самый дорогой, но тот еще хронофаг.

Что же мотивирует непрофессионалов?

Вряд ли смогу ответить словами, попробую лишь передать образ, ощущение.

Представьте себе, что вы закрыли глаза.

В воображении перед вами расстилается пустая грунтовая дорога.

Вы - за рулем могучей раллийной машины. Бешеная силища подчинена, рычит и ждет, когда дадите ей волю. Вы знаете, что простая последовательность действий спровоцирует бросок вперед. Вы услышите вой турбины, ощутите звериную, нечеловеческую силу, которая потащит вперед и весь мир в периферическом зрении размоется.

Это очень специфическое предощущение начала движения. Почувствовав однажды, его уже не забыть.

Теперь позвольте своему воображению кое-что изменить.

Перед вами все ещё открыта та самая дорога, уходящая в лес. По-прежнему внутри вас нагнетается предчувство скорости и рывка. Исчез только автомобиль.

Сила, которую вы ощущали, осталась.

Вам не нужен двигатель, чтобы ощутить свою силу.

Вы способны рвануть вперед сами. Вы знаете и чувствуете это.

Это ощущение очень дорого стоит.

Его можно получить, заплатив годами тренировок и соревнований. А, когда получишь, стоит только тронуть педаль и легкая двухколесная машина примет и передаст на землю все скопившееся внутри бешенство. Мир вокруг послушно размоется и не будет в лесу зверя сильнее и быстрее.

Здесь спрятана мотивация: в возможности быть сильным. В умении стать гораздо сильнее, чем когда-либо мог мечтать.

Нечасто я ловлю это состояние.

Когда получается, кажется, что у моих соперников нет вообще никаких шансов. Смотрю на показания измерителя мощности и не верю своим глазам.

Правда, у создателей нашего мира отличное чувство юмора. Со своим шлемозакидательским настроением я приезжаю на гонку, собираясь выиграть всё и вся, и оказывается, что там таких сильных - пруд пруди. 

Но слабее от этого не становишься - вот в чем суть

018

В магазине спортивного питания работает знакомый парень Леша.

Он – типичный консультант, т.е. «большой знаток» физиологии, биохимии и спортивной медицины, буквально магистр всех наук. При этом Леша закончил только педагогический техникум, не в состоянии прочитать англоязычную инструкцию к препарату и не может подтянуться на турнике.

В редких случаях, когда у меня нет возможности ждать посылку из интернет-магазина, я захожу в его лавочку.

В последний свой визит я неосторожно посетил магазинчик вместе со своим московским коллегой, юристом, с которым мы ехали мимо из одного судебного процесса в другой.

Я купил витамины, что были нужны, привычно отказался от предложенных Лешей пищевых добавок.

Алексей, увидев моего спутника - нового для него человека, бросился расхваливать свой товар. В общении с посетителем он был неудержим:

- Вы тоже купите эти витамины, что взял Гранат! От них, будете удивлены, постоянно стоит.

- ?!

- Да, именно так, стоит, целыми днями. А вот этот протеин очень хороший, покупайте, но должен вас предупредить - от него безудержно пердишь.

- ??!

Удивленный столь напористым предложением адвокат взял в руки первую попавшуюся банку с витрины и тут же услышал:

- И этот препарат тоже обязательно купите.

- ?...

Леха посмотрел инструкцию и внезапно обнаружил, что она на английском языке.

- Этот… этот препарат… он… усиливает действие первых двух.

Столичный юрист молча вышел из странного провинциального магазина. Маркетинг не сработал

019

В детстве мне приходилось слышать от взрослых о каком-то «особенном_состоянии», в котором находятся спортсмены во время соревнований. Правда, эти взрослые, которые меня просвещали, говорили не о себе. Откуда они взяли это «особенное_состояние» мне до сих пор не удалось выяснить.

Думаю, что меня просто ввели в заблуждение. 

Даже спортсмены мирового уровня про «особенное_состояние» говорят с иронией. Предстартовая нервотрепка не в счет, так как это необходимая часть подготовки. Во всем остальном эти россказни - полная ерунда. Нельзя же считать «особенным_состоянием» понимание того, что ты делаешь свое дело – говорят те, до которых мне как до звезд.

Сколько не стоишь на старте, сколько не пересекаешь стартовую линию «особенное_состояние» не приходит.

Приходит боль и усталость, досада, ощущение себя травяным мешком, и редко – все реже – дикая радость победы. В послевкусии остается воспоминание о том, что в этот день тебя было не остановить.

Но все это не «особенное_состояние». Это и есть сам спорт, сама суть его, с бесконечной жаждой и упоением Жизнью.

Так что ничего паранормального не появляется после стартового выстрела.

Но вот со зрением иногда происходит что-то странное. Точнее, даже не со зрением, а с пониманием происходящего внутри гонки.

Есть такое выражение «видеть гонку». Оно куцыми словами и очень неточно передает, что бывают «зрячие гонщики».

Самые первые проявления зрячести получаешь, когда, находясь в плотной группе, чувствуешь, что сейчас кто-то ляжет на скорости, «устроит завал», и перестраиваешься от греха подальше. Иногда ошибаешься, но, бывает, уходишь от действительно серьезных неприятностей. Обостренное внимание выхватывает нелогичные, броуновские перестроения, неосторожные действия соперников. Обезопасив себя, думаешь: «вот психи», а торопыги уже лежат на земле и друг на друге, вперемешку со своими велосипедами.

Более серьезно начинаешь задумываться о зрячести, когда глядя на соперника понимаешь его состояние чуть ли не также хорошо, как он сам, а иногда и лучше. Это дает возможность строить свои действия с учетом его кризисов, которые, конечно, случаются у всех. Последнее объяснить уже сложнее, потому что, бывает, парень сидел у тебя на колесе, вышел на смену, и тут ты внезапно понимаешь, что он заголодал. Но ведь ты его раньше не видел и понятия не имеешь, успел он поесть или нет. Ты этого просто не можешь знать. После финиша слышишь от него: «мне все никак не давали взять питание, а потом, как вышел на смену, почувствовал дикий голод и будто обрубило». Отвечаешь: да знаю я, и он не удивляется, что ты знаешь.

Буквально несколько раз (на пальцах могу пересчитать) у меня было ощущение того, что я «вижу» гонку целиком. Не как комментатор телевизионного репортажа, а гораздо глубже.

Добираешь группу, в которой идут полтора десятка парней, большая часть из которых совсем незнакома, и с первого взгляда понимаешь, кто вывалится при первой атаке. Видишь локального лидера. Чувствуешь каждого из них так, как надо чувствовать девушку во время совсем другого занятия. Точно знаешь, как гонщики отреагируют на каждое твое движение, и пользуешься этим, как последняя свинья: стараешься, чтобы им стало плохо настолько, насколько у тебя хватит сил.

Все как с девушкой, только задача противоположная.

Эти гонки врезаются в память, как никакие другие. Столько информации, что успевать бы следить за самим собой. Про остальных и так все знаешь.

Парень, ты вознамерился перекусить? Облом тебе. Я атакую, выплюнь  свое питание - оно встанет тебе поперек горла.

Отсиделся и хочешь натянуть по соседней колее? Подожди. Сейчас мы выскочим из леса на встречный ветер, вот тогда, пожалуйста, порежь его для меня до ближайшего холма. А там, в начале подъема, у твоего капитана начнет подхватывать ногу, но я не дам вам сбросить скорость. Мы вместе доведем твоего друга до судорог. Здорово будет, правда?

На гонках, что «я видел», мне довелось стартовать с людьми, которые гораздо, гораздо сильнее меня. Все эти разы мне не удавалось выиграть. И все же я действовал в них успешнее, чем если бы все шло как обычно. Я выходил на награждение там, где не должен был. Потом даже шли разговоры «как этот парень там оказался?». Вот так и оказался.

«Ехать зряче» - здорово, но я никогда не слышал, чтобы у кого-то это получалось на каждом старте.

Самое забавное, что в гонке эту необычную способность воспринимаешь как должное. Все происходящее вовсе не кажется «особенным_состоянием». Потом уже…

Впрочем, гонка сама расставляет все по местам. Если в ней что-то не кажется особенным, значит, ничего особенного здесь и нет 

020

Часто, сидя в горячей ванне, на сбитой в кровь заднице, разминая задеревенелые после велогонки ноги негнущимися пальцами рук, я думаю: зачем же мы делаем это, зачем выходим на трассу?

У каждого свой ответ. Уж подобного балагана от спортсменов я наслушался вдоволь. Типа, это преодоление, это познание. Очищение. Один хороший парень даже договорился до того, что делает это ради боли. Все вранье, ни слова правды.

Все мы живем ради радости. В чем бы она ни заключалась. Даже содомиты не пытали бы друг друга, если не получали бы от этого удовольствия. Так зачем же я сажусь в седло снова и снова? - думаю я, и рука с бритвой замирает на голени. Что тащит меня вперед?

А черт, как все просто!

Вкус жизни. Его ощущение. Взрыв огненной силищи внутри тебя. Он бывает только на трассе. Только в гонке. Когда можно одним затяжным рывком пройти группу уехать от группы переложиться к отрыву пройти отрыв сбросить последнего кто бросился за тобой еще добавить еще вкрутить на выходе из виража еще!еще!еще! вломить так чтоб чертям тошно стало и будь что будет поставить кардан заломить передачу пусть пропадает все пропадом только бы разорвать этот ветер вон до того тягуна и….

И только потом оглянуться. Сквозь слезы от ветра. Или не от ветра. Увидеть преследователей. Ощутить, что ты такой живой, что просто никогда не сможешь умереть.

Однажды, мы еще почти не были знакомы, олимпийский чемпион Анатолий Яркин сказал мне, что к сорока годам для него запахи стали слабее, краски – более тусклыми. Он как раз тогда пребывал в очередной «завязке». Потом сел в седло, пришел в себя.

Другие ищут проявление жизни где-то еще, но многим пришелся по вкусу горячий, липкий и едкий вкус велосипедного спорта.

 Только бы хватило сил дотянуть до самого верха холма чтобы ринуться вниз по кромке дороги там на спуске будет так хорошо меня не будет видно меня не будет видно спрятаться скрыться за поворотом может быть отпустят бросят зачем им за мной гнаться ведь еще так далеко до финишного створа я сам загоню себя совсем скоро бросить машину вниз с горы выдохнуть сложиться всем телом стать совсем маленьким вдохнуть столько воздуха сколько можно еще больше вдохнуть увидеть опасность поднять плечи перед поворотом подставить ветру грудь тормозить телом об ветер тормозить тормозами о землю прописать поворот выйти из поворота на выходе встать!!!!! пошел! пошел!! пошел!!! ленивый никому ненужный уродливый ублюдок пошел….

И оглянуться.

Ведь смысл не в том, чтобы выиграть. Какое, в сущности, имеет значение, кто быстрее всех крутит педали? Это ведь смешно, в самом деле. Ну, детские игры. Так в чем смысл? Получить самую нужную на свете вещь?

Фляжку с водой неважно какой теплой невкусной все равно вода самая нужная вещь на свете еще одна фляжка с водой как же она нужна мне теперь как я мог уронить свою фляжку как же так столько лет в седле и выронил бачок интересно где он теперь лежит прошли ли они уже то место где лежит мой бачок как же я без него а вот так дебил теперь ты поедешь без воды до пункта питания а там наверное тебе не смогут передать фляжку потому что ты своими кривыми руками не сможешь ее взять на скорости или вообще не заметишь пункт питания как уже было много раз смотри не опускай голову не опускай глаза смотри вперед не возьмешь воду тебе конец.

Не оглядываться. Жить

021

С Сергеем Алясовым в 2011 г. мы поехали на любительский чемпионат России по ХСО в Тамбовской области. Разместились в мичуринской гостинице, вместе проехали трассу, проголодались. Сергей раньше меня поднялся в номер чтобы переодеться и принять душ.

Я иду по лестнице с «кэнондэйлом» на плече и думаю, что бы поскорее съесть? Решил: разведу пока белок, а там посмотрим.

Захожу в номер и вижу сидящую на постели фигуру друга, его растопыренные в стороны локти и живо работающую руку с ложкой.  Сидя спиной к двери, он довольно чавкает и постанывает от удовольствия. Ест явно что-то очень вкусное, из термоса, жадно, но в тоже время смакуя. Выскребая по стенкам и облизывая ложку, он со вздохом предлагает мне попробовать. Буркнув предложение, ни на секунду не останавливается - явно доедает.

- Да что ты там такое вкусное ешь? 

- …Ммм…. ням….

- Что ешь-то, говорю? Мы шестьсот километров на машине проехали, ничего не покупали по дороге. Что ты там лопаешь?

- Ммм….из дома…Гречку.

- Что?!

- Кашу. Гречневую. Не хочешь – не надо… ммм….

Конечно же, я её не хочу!

Я не как мой друг-одноклассник, который живет в Италии и из России возит себе гречневую крупу, потому что на Апеннинах «такой нет».

Вопреки распространенному убеждению, я, как и многие граждане России, вполне могу обойтись без водки, балалайки и гречки.

С детства не люблю гречку. Сухая, невкусная крупа. Ну, с чем-то молочным еще куда ни шло, но вот так, всухомятку, из термоса - я не настолько голоден.

Но попробовал.

В термосе, правда, уже почти ничего не было, оставалось на донышке, но это был… нектар. Пища богов.

Это была самая вкусная каша, вкуснее, чем я ел когда-либо. Нежная, ароматная, ничуть не сухая, с полутонами вкуса и приятнейшим послевкусием, божественным кисловато-терпким пощипыванием на языке. От нее невозможно было оторваться и термос я не вернул. Жалко, длина языка не позволяла мне добраться до дна.

Знаете, что это была за каша?

Обычная гречневая каша с оливковым маслом.

Оказалось, кашу маслом действительно не испортишь. Особенно оливковым.

Не благодарите

 022

Когда в гонке становится очень плохо, чаще всего это означает, что ты – сам виноват. Что недоработал там, недодумал здесь и вообще обленился, за что Её Величество Гонка щедро раздает тебе на орехи.

Бывает, конечно, что в гонке становится очень тяжело даже тогда, когда все получается, но в этом случае хоть есть за что бороться. Если же с тобой не случилось ничего «из ряда вон», а ты болтаешься по хвостам и тебе все равно плохо, то точно - сам дурак.

Что интересно: во многих случаях плохое самочувствие можно условно назвать психосоматическим. В гонке стал думать не так и не о том – получи. Не знаю, что первично: дурное самочувствие или пораженческое настроение, но одно точно связано с другим.

Вот только что в моей голове ставший за долгие годы таким родным голос комментатора Сергея Курдюкова без моего, и, конечно же, без его разрешения сам собой вел репортаж:

- Долговязый гонщик на «кэнондэйле» решил не тормозить на пункте питания. Его рост 190 см., боевой вес около 75 килограмм и он обладатель приличного индивидуального хода. Да, преследователи забыли, что этот парень может попробовать уехать в одного, как Йенс Фохт! 

Внезапно телепатическая трансляция знаменитого комментатора выключается, а самочувствие устремляется по синусоиде вниз, под гору вслед за трассой. И вот уже едешь и думаешь о том, что в ежедневнике на завтрашний день записано… много чего.

Стоит отвлечься и подумать о чем-то, не связанным собственно с Гонкой, как она безжалостно вычеркивает тебя из короткого списка тех, кто приехал не зря.

Если не контролировать мысли – все пропало.

Ведь простая, казалось бы, но такая трудная в реализации идея: выходить на старт без оглядки.

Чтобы настырничать.

Чувствовать, что дают тебе - лично тебе - миллионы лет эволюции.

Включать одну за другой свои энергосистемы и пытаться выиграть у мужиков которые умнее, сильнее, смелее и расчетливее, чем ты. Наплевать на все это и попытаться выиграть

023

Тольятти расположен на левом берегу Волги, на излучине реки.

На правом – холмы, которые в наших местах почему-то называют «Жигулевские горы». Конечно, высоты в 200-250 метров - никакие не горы, но все же лучше, чем ничего.

Чтобы провести тренировку в Жигулях нужно поставить велосипед на крышу машины, переехать через плотину, а после тем же путем вернуться. Летом из-за пробок время в пути в одну сторону (20 км) может составить час или больше.

Есть более простой способ – не брать автомобиль. Выходит гораздо быстрее, но, к сожалению, сопряжено с передвижением по очень загруженной автодороге. И все же чаще всего машину я не беру – жалко времени.  

В 2010 г. произошел забавный случай. Я отработал тренировку в Жигулях, на отличном самочувствии и с хорошим настроением. Начался дождь, и, чтобы ноги не остыли, скорее уехал домой. На плотине сделал последний десятиминутный  интервал и спокойно закатился. Поднявшись домой, вытащил из карманов мокрой майки уцелевший батончик, телефон и ключи от машины. Удивился: зачем я брал с собой на тренировку ключи от машины? Стоя в квартире на левом берегу Волги я понял, что забыл на правом берегу автомобиль.

Уехав на тренировку на машине, я просто забыл про неё и вернулся в Тольятти своим ходом – настолько хорошо мне ехалось в этот день.

Пришлось надевать дождевик и пилить под ливнем через плотину обратно.

Мысль переодеться и вызвать такси почему-то не пришла мне в голову.

Определенно, не все тренировки делают умнее

Многие велогоны используют миостимуляторы – такие маленькие компьютеры с шестью или восемью электродами, которые закрепляются на теле и дубасят тебя током, вызывая сокращения мышц. Это не совсем полноценный заменитель массажа, но лучше, чем ничего.

Я приехал на любительский Чемпионат России 2015 г. в Москву на машине. Как бы комфортен не был «форестер» за десять часов дороги и двухчасовую пробку в Рязани я изрядно затек. Заселившись в гостиницу, подумал: пока не приехал мой друг как раз успею принять душ, сделать растяжку и перекусить. После того, как все это было сделано, я решил воспользоваться «новыми технологиями» - поставить себе на задницу липучки и размять мышцы. 

Прилепив электроды, улегся на живот и включил прибор. Задница начала ритмично дергаться, я блаженно расслабился. Минут через пять после начала процедуры услышал стук в дверь: «обслуживание номеров». Видимо, я недостаточно активно протестовал, так как парень с тележкой вломился в номер.

Увидев мое распростертое тело с голой дергающейся жопой он знатно прифигел.

Портье, видимо, хотел что-то спросить, но передумал. Подчеркнуто вежливо я сообщил ему, что мне ничего не нужно и он пулей выскочил из номера.

После этого весь персонал гостиницы, прежде чем войти в номер, долго-долго стучал и  ждал ответа за дверью.

Уезжая, краем уха я слышал, как парень рассказал коллегам про гостя с бритыми ногами, который приехал на голубой машине и живет с другом. Он что-то там говорил про «развидеть», но я точно не расслышал

025

В часе езды от моего дома есть настоящая «пухова опушка».

Место, где можно посидеть и подумать. Что получилось, и что не вышло. Что собираешься делать.

В этом месте на тебя обрушится целая лавина свежего ветра. Он продует насквозь. Выветрит, что не нужно. Унесет убитые мысли, что оставила наша странная жизнь. Это такое специальное место. Природная аэродинамическая клиника. Посещение – свободное. Противопоказаний нет

026

Военные часто говорят, что геройство одних – следствие рас3,14здяйства других.

В любительском велосипедном спорте гораздо честнее: твое собственное геройство на трассе чаще всего объясняется твоим же раздолбайством.

На этом марафоне я был десятым, хотя, наверное, мог приехать в тройке. На грунтовой дороге поймал десятисантиметровый гвоздь, которым пробил резину и обод насквозь (!). Пришлось ставить камеру. Пока возился, все уехали. В спешке недокачал колесо. Через несколько километров на каменистом спуске из-за недокаченной задней покрышки не вошел в поворот и припечатался плечом к дереву. Карагач оказался жестким и в ключице уже не в первый раз хрустнуло. Доезжал сорок километров, прижимая руку к груди.

Кто-то сказал на финише – «молодца, дотерпел, мужик». Но на самом-то деле гонка ясно высказалась: так тебе и надо, придурок. Может, поумнеешь когда-нибудь, будешь колеса накачивать, как следует

 027

В велоспорте умники всегда ищут формулу победы. Говорят, вместе с фармацевтами иногда находят. А мы, дураки, не ищем - чего ее искать? И так знаем.

Она не секретная и написана на лбу у большинства победителей. Звучит просто.

«Победить можно. Иногда. Для этого в гонке нужно отдать все. Всегда».

Простая формула.

Главный ингредиент «Всегда» - твоя нескончаемая работа, а в «Иногда» содержится боль и немного удачи.

Если «Всегда» и «Иногда» накладываются друг на друга - побеждаешь.

В дельте между ними - поражения.

Вот и вся формула. Вывод из нее очень простой.

Твоя победа лежит на какой-то трассе, скучает и ждет тебя, в рамках твоего собственного, соразмерного тебе «Иногда». Но и этой победы не видать, если на той самой гонке, что уже вписана в твое «Иногда», ты решишь пожалеть себя. Почему? Потому что твое собственное «Иногда» наполнено страданиями по самую крышку, а в привычно рабочем «Всегда» существует зона относительного комфорта.

Вот и различай, где ты. Легко почувствовать.

Профессионалы способны побеждать на любительских стартах, дыша носом, но любитель так выиграть не может. Не страдаешь – не выигрываешь.

И еще.

Если уж ты, парень, не выигрываешь, «Всегда» расползается и заполняет все твои гонки. Тогда - добро пожаловать в массовку, не высовывайся. Оставь победу тому, кто всегда готов за нее платить, и получать ее… только иногда

 028

Перед традиционным марафоном в жигулевских холмах я с удовольствием прикатывал трассу. Несколько раз проезжал подъем на гору Лепешка, где уклон сильно за 20% и часть тропы идет вверх по скальным выступам. На твердой породе рассыпаны хрустящие мелкие камушки, которые норовят пустить колеса в пробуксовку. Это место нужно проходить без рывков, плавным мощным включением. К концу подъема становится тяжеловато даже на тренировках.

Еще на прикатке я заметил, что в верхней части подъема, в кустах, поселилась маленькая птичка – удод. Нечастый гость в наших краях, он неизменно взмывал в воздух и провожал меня до вершины. Через некоторое время я уже знал: если вспорхнул удод, значит, скоро выполаживание, и жизнь станет чуть-чуть легче. Я откровенно радовался маленькому хохластому крикуну. Он встречал меня в любые дни и в любое время – без исключений.

На гонке к этой части дистанции в отрыве остались только я и два Дмитрия – Яковлев и Старостин. Когда мы начали натягивать в подъем, я не удержался и сказал Яковлеву:

- Сейчас по правую руку появится удод, смотри.

Дима повернул голову и пристально посмотрел налево - на меня.

Удод в тот раз так и не появился.

Дмитрий вежливый, он ничего не сказал.

На подиуме я был вторым и чувствовал себя полным удодом 

029

Я не оставляю тщетных попыток бороться со спортивным вещизмом, но вся околоспортивная индустрия сражается против меня.

Благодаря ей я везу с собой на каждую гонку целую кучу барахла, потому что оно нужно для соревнований или потому, что я думаю, что оно нужно.

Машинально, на автоматизме собираю сумку, повторяя выработанную с годами мантру.

Форма: туфли, носки, трусы, майка, перчатки, шлем. ТУФЛИ!

Если в дурости своей забыть трусы или шлем, то вероятность найти замену существует. Но никто никогда не сможет помочь, если оставить дома велотуфли. Причем не те, что купил перед началом сезона, а те, в которых проехал десять тысяч верст, и которые стали как вторая кожа. К ним нужно положить ортопедические стельки из легкой пенки, чтобы на камнях ступни не превратились в отбивную.

Идем дальше.

Очки.

Мой товарищ, как Ходжа Насреддин, может смотреть на солнце и не мигать. Я же боюсь солнца, будто вампир, и без очков никуда.

Сюда же - пластырь на нос (nasal stripes). Не сильно помогает, но стартовать с ним немного легче. Датчик пульса, велокомпьютер. Крем от загара. Чулки, рукава, жилет.

Отдельная сумка с питанием, три секции. То, что ешь до старта, во время гонки, пару гелей с кофеином на конец соревнований и питание после финиша (банка с протеином, пачка молока).

Еще нужно положить пятилитровую бутылку с водой. Лучше – две, воды на старте всегда не хватает.

Изотоник: засыпать в чистые сухие бачки.

Если холодно, взять согревающую мышцы мазь. Чистый целлофановый пакет, чтобы не испачкать руки (а то задумаешься и будут танцы вместо соревнований).

Если жарко, взять термобачок, накидать в него льда. Не забыть вытащить из морозилки обычные фляжки.

Захватить фломастер, чтобы было чем написать свой стартовый номер на бачках, которые уедут на удаленный пункт питания.

Что еще?

Моя скудная фарма: витамины «В», аспаркам или панангин на вечер, поливитамины на утро.

Если после финиша придется ехать тысячу-две километров на машине, и есть кому сесть за руль, можно взять миостимулятор и электроды.

Массажный валик - по возможности. Компрессионные чулки.

Паспорт. Деньги. Билеты. Телефон. Наушники.

Для себя вроде все, теперь к байку.

Что в сумке: смазка, легкая запасная камера, лопатки, баллон с СО2 и герметиком, дождевая запасная резина, приспособление для быстрой установки покрышек без камер, отдельный флакон с герметиком, насос высокого давления для вилки, насос для колес, набор шестигранников с торксами, электронный манометр. Технику можно не проверять – вчера все проверил.

Что не беру, хотя надо бы: велостанок для разминки. Обойдусь. Я же, мать твою, спартанской философии придерживаюсь (вон какую гору барахла набрал).

Если на гонку едут двое, то умножаем все на два.

В итоге спорт, даже любительский, уже не очень доступен: все, что перечислил, нужно. Для физкультуры нет, а для спорта - желательно.

На свой первый чемпионат России в 2006 г. я приехал на электричке. От этого старта осталось воспоминание о том, что сборы были недолгими: оделся, смазал цепь, засунул в карманы пару бананов и сел в поезд. Сегодня, к сожалению, такая «подготовка к старту» невозможна. Изменилась и техника, и подготовка, и сами трассы. Все усложнилось.

Радует одно.

Тебе до черта много всего требуется до начала соревнований, но на гонке нужна только одна-единственная вещь - велосипед.

Индустрия, правда, нашептывает на ухо: а к нему - беспроводная трансмиссия…

 030

В рунете когда-то разлетелась фраза: «я видела, как люди плачут в маршрутках, в метро, в дорогих машинах....и, знаете, я ни разу не видела, чтобы человек плакал на велосипеде».

Многие согласились с этими словами.

Я понимаю, что именно автор этой строчки хотела сказать нам, но я бы никогда не выразился именно так. Эта фраза обманывает, поскольку в ней – полуправда, небольшая часть правды.

Речь-то вот о чем.

У взрослых людей прячется внутри запертая накрепко шкатулка с детскими радостями и безудержным малышачьим весельем. Большинство даже не помнит о ней, а те, кто помнит - забыли, как ее открывать. Существуют разные способы добраться до содержимого этого тайника, и один из действительно безотказных ключиков - поездка на двух колесах. В этом смысле фраза «ни разу не видела, чтобы человек плакал на велосипеде» совершенно правильная. Детский восторг и велосипед неразрывно связаны, и не важно, сколько вам лет.

Но дело в том, что эта формула справедлива и работает только до тех пор, пока взрослые дядьки не начнут использовать велосипед по-взрослому.

Я не раз видел тихо плачущих на финише мужчин. Покрытые шрамами, со вздувшимися от тяжелейшей работы венами они сжимали в руках шоссейный «баран» или байковский лоурайзер, стискивали зубы и отворачивались, не смотрели в глаза. Было бы ошибкой думать, что эти люди с обветренными лицами и осунувшимися щеками отличаются повышенной эмоциональной восприимчивостью.

Они привыкли к боли. К холоду и дождям. К бесконечным ограничениям в пище. К травмам, переломам и сдиранию кожи. Привыкли к нечеловеческой скорости и риску. Эти солдаты мирных дней плачут лишь изредка.

Озвучить, что среди них считается условно уважительным поводом?

Когда отдал в гонке всего себя, опустошил до предела, оставил силы только чтобы дышать, и снова все зря.

Когда пришла пора уходить. Внезапно понял это сам, или, что еще хуже - объяснили другие.

Когда теряешь тех, кто был близок.

Тогда случается, что эти люди не могут сдержать слез, несмотря на рафинированные мужские качества.

На подобные эмоциональные выбросы коршунами набрасываются операторы и фотографы. Их кормовая база в такие минуты пополняется редким лакомством, они не могут его упустить. В этом проявляется вся поганая суть публичного спорта: взять живого человека, выдавить из него дистиллят эмоций и сразу же, горячим, подать зрителям.

Это блюдо особого рода и гурманы знают в нем толк. Ценителю истинных эмоций давно надоел корчащийся на мягкой травке футболист. На зеленом поле игрок валяется напоказ, театрально держится за коленку и ни капли крови нет на его форме. Не натурально. Да и вообще футбол это игра. А велоспорт - совсем не игра.

Зритель требует, чтобы было больно по-настоящему, и операторы знают, где взять чистые, неподдельные эмоции. Велосипедный спорт исправно, год за годом, дает телекартинке слезы настоящих мужчин, доведенных до самой последней черты.

И вот она написала: «я ни разу не видела, чтобы человек плакал на велосипеде».

Что здесь скажешь? Детка, ты просто не видела

031

Дети иначе воспринимают время. Вы еще думаете, что событие произошло недавно, а для детей оно – глубокая старина, древность.

Когда-то, очень - очень давно, мы с Ромкой, Сашкой, Лешкой, Юрой и другими мальчишками поехали на великах наперегонки. Пошел дождь, мы всласть накатались по лужам и все перемазались. Было весело. Потом вышло солнце, меня укусила пчела и ребята очень смеялись над моей распухшей щекой, а я был совсем как взрослый и не заплакал. Затем толстый Сашка начал на ходу есть пирожок с повидлом, который купил утром в столовой, и чуть не упал, а Ромка рассмеялся так заливисто, как колокольчик, как только он умеет. И мы все хохотали, включая даже Сашку. Потом мы доехали до горы, которая показалась нам самой огромной на свете, и пошли в нее пешком, таща свои велосипеды за собой. Юра сказал: «ну вас в баню с этой горой» - развернулся и поехал домой лечить колено, которое он расшиб на днях, катаясь на велике. И его очень ждали дома. А я все же затащил свой велик наверх. Правда, со спуска Ромка и Лешка так припустили, что уехали от меня – такие безбашенные. А ведь велосипед у Ромашки был совсем никакой, как он только на нем ехал. И все это было в один день, который уже давно закончился.

Потом, в конце этого замечательного дня, Ромашку вызвали на награждение, а меня, Лешку и Сашку не позвали.

Я все смотрел на Ромку и никак не мог понять, почему его фамилия указана в протоколе категории «мужчины 40-49». Это ведь какая-то ошибка:  ему же не может быть сорок лет.

Все это было неописуемо давно. Уже две недели назад

032

Любительские соревнования от соревнований профессиональных легко отличить. Если к организации велогонки не имеют отношения чиновники ФВСР, UCI и т.п., то обычно эта гонка – любительская. И наоборот. 

На любительских соревнованиях в России где-то до 2012 года организаторы пытались делить участников на «любителей» и «профессионалов», но потом бросили заниматься этой ерундой.

Ведь что мы имеем на крупных и открытых для всех категорий велогонках: спортсмены-профессионалы с действующими лицензиями, контрактами и страховкой приезжают, чтобы побороться со спортсменами-любителями, у которых… имеются контракты, лицензии и страховки. Не у всех, конечно, но есть такие, и они – очень заметны.

Поэтому отличить профессионалов от любителей стало почти невозможно, да и не нужно это. Отдельные любители по объему тренировочной работы, ее качеству, по педантичному отношению к своей подготовке и уж тем более по техническому оснащению давно сравнялись с профессионалами. Поэтому организаторы приняли верное решение: есть супер-категория (абсолют) и есть категории по возрастам. Остальные деления – от лукавого. Точка.

Не всем такое решение пришлось по душе, но я уверен, что поступили правильно. Теперь у любителей есть возможность на гонках сравнить себя с теми, кто посвятил спорту всю свою жизнь.

Тем не менее, участники соревнований не перестают дискутировать по поводу некой уловной точки, после прохождения которой высококлассный спортсмен-любитель перестает быть любителем в изначальном понимании этого слова. Не знаю, что это за точка, никогда к ней не приближался, но уверен: существует индикатор, безошибочно показывающий тебе самому - любитель ты или профи. Ответ на этот вопрос всегда даст твой телефон.

Опишу на примере.

Глубокая осень 2019 г. Только что финишировала небольшая, но важная для тольяттинских и самарских любителей гонка кросс-кантри. В соревнованиях принял участие действующий гонщик протуровской «Катюши» Вячеслав Кузнецов. Конечно, кросс-кантри – не его специализация, но он просто очень силен.

Я стоял на финише этой гонки и не верил своим глазам: мне удалось значительно улучшить собственное время и приехать в 38 секундах от Кузнецова. Мы оба были слегка удивлены: Вячеслав - от того, что ему вообще пришлось работать, а не дышать носом, а я – что приехал в относительной близости от профи (хотя, в любом случае, догнать и обогнать – совершенно разные вещи).

Но ведь я говорил, что разница в смартфонах, помните?

У Вячеслава в телефоне - фотографии из красивейших мест на Земле, откуда он только что прилетел. А у меня в галерее – вчерашние исковые, прилетевшие из районного  суда, и два тома арбитражного дела, которые я переснял накануне. Их нужно прочитать до понедельника.

Страховку от травм купить несложно, и лицензию можно оформить, было бы желание, но телефон все равно выдаст любителя - сколько не тренируйся.

На моем смартфоне еще предустановлено приложение, которое каждое воскресенье показывает мне «лучшие фотографии» за неделю. Не знаю, по какому признаку оно их выбирает?

Бывает, вырвешься на тренировку в горы, впустишь в себя частичку той красоты, что расстилается под вершинами, надышишься ею всласть, полной грудью, а вечером захочешь посмотреть: как сегодня проехал, как спуск прошел, что за цифры были на подъемах? Возьмешь в руки телефон, а приложение без спроса покажет фотокарточки за неделю: снимки посмертной психо-неврологической экспертизы. Интересная очень, кстати, но вот видишь эту экспертизу - и выдыхаешь горный воздух…

И лишь бы не навсегда

033

Я зову своего брата Уроном неслучайно.

Пунктуальность, собранность, даже мнительность – эти качества мы с ним не делили, все, что было отмеряно обоим, я забрал себе. Евгению достались безмятежность, уверенность в себе и широта русской души.

Брат зря обижается на меня за прозвище и ворчит, что «это Макс запустил программу». Никакую программу я не запускал: череда малозначительных, но все же досадных катастроф сопровождала его задолго до того, как он был окрещен Уроном. Случающихся с ним происшествий так много и они происходят так часто, что брат просто не замечает их:  он давно к ним привык. Этого совершенно нельзя сказать о людях, его окружающих. Поэтому, когда Урон впервые снял квартиру в столице нашей Родины, я подумал, что старушка (хозяйка квартиры) запомнит этого нанимателя надолго. Я не ошибся.

Был обычный летний день. Урон вернулся с тренировки, снял велоформу и сразу запустил стирку, после чего уехал по своим уронским делам.

Хозяйка начала названивать ему только через несколько часов.

В принципе, звонит телефон и звонит, ну и ладно, но в этот раз Женя решил поинтересоваться, в чем, собственно, дело? В телефонной трубке слышался визг, ругань и понять что-либо было невозможно.

Вздохнув, Урон возвратился назад. Уже в подъезде старого «сталинского» дома он встретился с небольшим водопадом на лестничных пролетах и дружной делегацией соседей, которую возглавляла пунцовая, разъяренная собственница жилья.

Квартира была разгромлена.

На полу в прихожей стояла вода. Из воды возвышалась непонятно как очутившаяся в коридоре стиральная машинка. В стеклянном барабане машинки зияла огромная дыра. В ванной комнате творился полный разгром: плитка на полу и стенах была разбита, от раковины отколот кусок, стены покрыты вмятинами. Розетка для стиральной машины и подводящая к ней проводка были вытащены из стены ванной комнаты в прихожую. Повсюду булькала вода, валялась мокрая форма, туалетные принадлежности со столика оказались разбросаны по всей ванной.

Урон решил поинтересоваться: какого черта в его жилье такой беспорядок?

На некоторое время в квартире-бассейне воцарилась тишина, так как подобной реакции никто из членов делегации не ожидал.

Выяснилось следующее.

Когда Урон приехал с тренировки, в барабан стиральной машины он положил не только трусы, майку и перчатки, но также и пару велосипедных туфель сорок четвертого размера. Шипы на подошвах были прикручены металлическими болтами.

Положить велотуфли в стиральную машину – уже отличная идея, но Урон решил этим не ограничиваться и включил программу с отжимом на тысяче оборотов в минуту.

Когда Урон покинул квартиру, машинка худо-бедно завершила стирку и включила отжим. Через некоторое время шипы на обуви просверлили стекло барабана и левой велотуфле удалось вырваться на свободу.

В принципе, если бы туфля просто сбежала из стиральной машинки, дело ограничилось бы небольшим потопом. Но хозяйке квартиры не повезло: на застежку сбежавшей обуви намоталась длинная лямка велотрусов. При этом сами трусы остались в машинке и продолжали раскручиваться.

Образовавшая конструкция стала напоминать пращу и принялась последовательно громить ванную комнату: плитку, сантехнику и всё в пределах досягаемости.

В какой-то момент от вибрации машинка начала самостоятельно передвигаться и зашагала в коридор, где продолжила бесчинствовать. За собой машинка утянула розетку, попутно выдрав из стены провода. Шланг с холодной водой следовал за погромщицей сколько мог, но в итоге сорвался и отстал. Квартира начала наполняться водой.

Машинка некоторое время бесновалась в прихожей, размозжив карбоновую велотуфлю о стены, после чего завершила программу и угомонилась. Конечно, шланг продолжил свое мокрое дело, в результате чего хозяйку квартиры встретило небольшое цунами.

Надо сказать, что на свете существуют люди, которые не ценят широкие, благородные жесты! Хозяйка квартиры оказалась как раз из их числа.

Урон по доброте душевной был готов простить старушенции тот несомненный ущерб, который нанесла ему взбесившаяся стиралка, и даже не попросил ее компенсировать стоимость дорогих велосипедных туфель, но пенсионерка зарвалась: она почему-то всерьез решила, что это Евгений должен ей заплатить. Черную неблагодарность брат не смог перенести и из квартиры съехал.

У одного советского поэта были такие строки: «уходя оставить свет - это больше, чем остаться».

Кто-то, уходя, оставляет свет, а Евгений оставляет не только свет, но и урон )

034

Смотришь на парней, стоящих с тобой на старте бок о бок. Многих из них знаешь, кажется, сто лет. Одни открытые, беззаботные, другие – замкнутые, особенно перед гонкой, сосредоточенные, но в целом все здоровые, адекватные. Трезвые, наконец, хоть и выходной день. Смотришь и думаешь: вот с тем парнем я бы вообще куда угодно отправился, хоть черту рога обламывать. Доверяю ему, как себе. Да и в целом, ручаюсь, ни одного маньяка в предстартовом построении не найдется. Нормальные люди. Пока старт не дали.

А когда прозвучал выстрел – психи, чертовы психи!

Видели вы когда-нибудь, как стадо антилоп в Африке через реку с крокодилами переправляется, гурьбой, навалом, как лавина? Вот оно самое. Но у антилоп в их пелотоне порядка все равно больше, чем в велогонке после старта. Во всяком случае, ни одной антилопе не придет в голову идея выскочить перед всем стадом и разложиться на тропе в раскоряку. Ни одна антилопа также не считает, что стартовый номер, наклеенный на ее зад, дает ей какие-то преимущества на водопое. А у нас такие есть.

Объезжаешь их в последнюю секунду, перепрыгиваешь. Страшно ведь, на каждом старте страшно (памперс в трусах и пригодиться может), но деваться некуда: глаза бояться, а ноги делают. Пульсовые только улетают.

Изолировать бы психов, поставить в отдельный карман, но не получается. Не видно их до старта: внешне, вроде, велогон, а на самом деле – антилоп

035

Мы докатывали тренировку с моим давним другом Игорем Степановым по прозвищу Райдер.

Я спросил его:

- У меня осталось два геля – апельсиновый и с бананом, давай доедим. Тебе какой?

- Макс, мне после моей первой гонки в США вообще по барабану, какой гель. Они все хорошие.

- Что так?

А вот что.

Игорь приехал в штаты в 2008 году.

Во время регистрации на любительскую шоссейную гонку он получил старт-пакет: номера, наклейку на раму и питание (несколько разноцветных гелей). Гели с разными вкусами, стандартного размера по шестьдесят грамм, а один - чуть меньше и ярко-красный.

Вообще, фруктовые гели очень толковое изобретение. На соревнованиях обычную пищу есть сложно, т.к. почти все продукты нужно чем-то запивать. Хорошие гели запивать не нужно, и на то, чтобы открыть и съесть его требуется всего пара секунд. Поэтому гели – вещь ценная.

Итак, молодой, дерзкий гонец с Волги, распихав питание по карманам веломайки вышел на старт первой в своей жизни гонки в США. Соревнования начались.

В какой-то момент, как это часто бывает в шоссейных мероприятиях, основная группа успокоилась и настало время перекусить. Чтобы съесть? - подумал Райдер и достал из кармана несколько гелей. Выбрал маленький, красный, а остальные убрал назад.

Едущий бок о бок с ним темнокожий спортсмен пристально посмотрел на выбранный гель. Негр спросил:

- Ты откуда, парень? Раньше не видел тебя.

- Из России. Погоди, надо перекусить.

Когда Райдер стал на ходу открывать красную упаковку американец уже безотрывно следил за ним.

Вообще, это обстоятельство должно было Игорька насторожить, т.к. на гонках редко кто пялится друг на друга. Некогда, да и не принято. Но Игорь хотел есть, и ему всё было ни по чем. Может, соперник не взял с собой питание, вот и завидует?

В общем, читать надпись на геле Райдер не стал. Оторвал краешек и смело выдавил содержимое себе в рот.

Вы, наверное, уже догадались, что этот гель был предназначен не для еды, а для смазывания задницы. Anti-friction cream - специальное косметическое средство, применяемое, чтобы не натирали велотрусы. В общем-то, нет ничего удивительного в том, что Игорь ошибся, про anti-friction я тогда тоже еще ничего не слышал.

По консистенции эта штука представляет собой нечто среднее между вазелином и клеем. Гель гидрофобный и отмыть его с кожи почти невозможно. После нанесения на тело за три-четыре часа гонки, он, как правило, частично переносится на форму и исчезает сам, но смыть его с кожи просто так у меня никогда не получалось – не отмывается и все тут.

Боюсь себе представить, что будет, если выдавить его в рот, поэтому на счет вкуса сказать ничего не могу.

Итак, Райдер сожрал красный гель, дал по тормозам и с юзом отправился на обочину, где начал отчаянно полоскать рот из фляжки.

Произошедшее вызвало у афроамериканца буйный восторг и он не замедлил поделиться впечатлениями с друзьями:

- Смотрите, этот русский жрет гели для жопы!

Не знаю, как Игорь смог завершить гонку после такого, но он все же смог. На финише Райдера, конечно, ждала овация.

Потом, на других гонках, он показал им кузькину мать и где раки зимуют, все вместе, но гели с тех пор для Игоря делятся не по вкусам, а проще: съедобные или нет.

Напоследок - небольшая рекомендация.

Если на велогонке вы оказались в группе лидеров и рядом с вами параллельным курсом катит Игорь Степанов из города Самары, никогда, вы слышите, никогда (!) не протягивайте ему упаковку anti-friction cream со словами:

- Райдер, держи, твой любимый!

Вы рискуете разозлить Игоря и серьезно увеличиваете его шансы на победу.

Кроме того, нельзя же одну и ту же шутку повторять сто раз.

Или можно )))

036

Я люблю технику. Не сказать, что фанатично, но она мне всегда была интересна. Механику люблю больше, чем электронику. Потому что она не так пугает. Электроника наоборот, преподносит сюрприз за сюрпризом.

Например, вот к чему я откровенно не был готов: мой велокомпьютер «гармин» и телефон несколько лет назад подружились.

Я подумал: ладно, хорошо. Пусть спариваются на здоровье, если им так хочется. Я был не против.

Потом «гармин» сам решил выкладывать мои тренировки в облако, а телефон – присылать ему обновленное обеспечение. Ладно. Пусть. Валяйте, сказал я. Балуйтесь, когда хотите. Не стал им запрещать. Но знаете что? Этого им оказалось мало.

Когда я выходил из дома, телефон пищал, что его дружок «гармин» остался далеко, и что он не может передать приятелю прогноз погоды.

На кой черт вообще ему нужен прогноз погоды? Он - кусок пластмассы. Но я всю эту херню старался воспринимать положительно.

Старался ровно до одной тяжелой, очень тяжелой тренировки. В тот день я делал тест – смотрел, какую форму мне удалось набрать. До соревнований была еще неделя, время на восстановление оставалось и я работал изо всех сил. Последний интервал был самый злой. Сказал себе: «Армстронг терпел и нам велел» и не сбавил ни на ватт. Внезапно мой «гармин» пожаловался мне, что у его друга-телефона садится батарейка.

Я заорал:

- Что #$&%@?! Телефончик проголодался? И ты думаешь, что именно это мне важно на пульсе сто восемьдесят, в конце такой злой работы?!

Я чуть не выкинул «гармин» в чащу леса.

Дома наказал обоих. Все, собаки, больше никакого вам перепиха по блютуз, уродцы мелкие

037

Я знаю, что вы любите халявить на тренировках.

Прокатившись, прячете свои ленивые заезды: в приложении, установленном на телефоне, стыдливо снимаете галочку со значка «тренировку видят все». Думаете, поможет? Как бы не так.

Придет время, оставленный нами культурный слой будет изучаться. Людьми. Или не людьми. Не важно. Заниматься они будут не раскопками, а цифровой археологией. Будут изучать данные, размещенные в Сети.

Шансов сохраниться у цифровых записей куда больше, чем у наскальных рисунков. Цифра не стареет, а носители становятся все более совершенными. Хранение «в облаке» когда-нибудь станет хранением в облаке.

И вот представьте: спустя миллионы лет цифровые археологи раскопают своими виртуальными лопатками в нижнем слое общечеловеческой Тучки-Хранителя запись вашей сегодняшней тренировки. В капельке воды археологи ясно увидят: этот парень из XXI века сделал всего четыре жалких интервала по пять минут и поехал домой, «так как начался дождик». Пошел обычный древний дождик, и человек из начала времен повернул назад.

Археологи поймут, что глупая особь еще и пыталась спрятать от соплеменников свою небоеготовность, чего-то там нажимала грубыми пальцами в своем первобытнофоне.

Вы представляете, как они будут ржать?

Скажут: наверное, у этого палеоантропа и копье не наточено было, и за велосипедом он не ухаживал, а жена его, поди, шкуры выделывать еще не умела. Иначе чего он дождя боялся?

Поэтому сейчас же поднимайте свой доисторический зад и тащите его на полноценную тренировку.

Плевать на погоду - не позорьте человечество

038

Лишние два-три килограмма, оставшиеся на боках после зимы, отнимут не только секунды на финише, но и столько сил, что на первой же гонке проклянешь сам себя. В отношении веса велосипеда все почти также: если твой маунтинбайк вместо восьми килограмм весит десять - это заметно, а если двенадцать, то на старт гонки можно и не выходить.

Когда мы стали использовать колеса большего диаметра и пересели с 26” на 29”, техника стала чуть тяжелее. Неудивительно: трассы стали злее, ход подвески увеличился с 65-80 мм до 100-125 мм. Все это, в сочетании с более мощными тормозами, добавило веса велосипедам. Особенно ощутимо прибавили недорогие тренировочные байки. Теперь сравнивать их с почти невесомыми шоссейными велосипедами вообще не имеет смысла.

К чему это я?

Летел со сборов вместе с парнями, выступающими на шоссе. Команда возвращалась в Россию. С одним из бойцов мы проходили регистрацию на рейс. Его легчайший карбоновый шоссейник был упакован в обычную картонную коробку. Кроме вела в ней лежал только его шлем и вспененный упаковочный материал. Коробка весила… да почти ничего не весила. Как будто воздух в ней. 

Напротив, в моей коробке пряталась пятнадцатикилограммовая Скотина  - увесистый найнер, подвес марки «скотт» с покрышками 2.35, полными герметика. Скотина эта сварена из металла и любит скакать по камням вниз. Она только что собрала пару рекордов на каменистых спусках, где я рубился с другими скотоводами. Вверх эта штуковина ездить не любит.

Авиакомпания обрадовала, что перевозка велосипеда оплачивалась по тарифу одного багажного места. Соответственно, вес коробки с велосипедом на стоимость перевозки никак не влиял. Раз так, внутрь упаковки были плотно уложены велотуфли сорок шестого  размера, полная бутылка герметика, пара металлических банок с оливковым маслом и кофе, запасные покрышки, педали и инструменты. В итоге коробку ставили на весы уже вдвоем.

Вышло, что погрузки в самолет ожидало множество коробок с велосипедами, которые под вывеской «oversized baggage» выглядели совершенно одинаково, но одна из них была в разы тяжелее остальных. 

Сцена разыгралась уже в аэропорту прилета.

После посадки и рулежки на стоянку в тишине салона я наблюдал сквозь иллюминатор, как к брюху «боинга» подъехала машина для перевозки багажа. Небритый, в грязном комбинезоне водитель перелез в открытый кузов. Его напарник поднялся в багажное отделение самолета и стал вышвыривать вниз сумки. Водитель грузовичка рассеяно ловил прилетающие чемоданы, а чаще просто провожал их взглядом, наблюдая, как те беззвучно ударяются о днище и бортики пикапа. Родина встречала нас обычным хамством и безразличием.

После подпрыгивания очередного несчастного чемодана наступила пауза. Очевидно, настала очередь наших коробок «с телевизорами». Велогоны прильнули к иллюминаторам.

Первой вниз полетела упаковка с каким-то шоссейником. Стоящий в кузове водитель, раскинув руки, легко принял посылку и отбросил ее к борту машины.

Он ловил одну за другой эти невесомые коробки и строил из них башню. Умник сваливал их плашмя, друг на дружку. Третья коробка накрыла четвертую, а пятая бесшумно соскользнула, перевалилась через борт машины и ударилась о бетон рулежной дорожки.

- Убью гада! - послышалось откуда-то с задних кресел.

Все ждали, когда можно будет выйти из самолета и сказать грузчику пару слов о его умственных способностях, но сделать этого мы не успели. Возмездие прилетело прямо в распахнутые руки водителя грузовичка безо всякого предупреждения. Скотина ударила засранца всей своей металлической тяжестью, безмолвно опрокинула его навзничь, накрепко припечатав к чемоданам. В салоне раздался взрыв хохота шоссейной команды.

Наверное, грузчик что-то говорил своему товарищу, пока лежал на чемоданах и дрыгал ножками, но мы не слышали.

Главное, вино в коробке не разбилось. Зря я его, что ли, пузырчаткой обматывал?

039

Купил квартиру, переехал с семьей в новый дом. Сразу же прослыл придурком, в первый же месяц. А ведь не хотел вовсе. Случайно вышло.

Вернулся с тренировки, зашел с велосипедом в грузовой лифт. Ставлю вел, собираюсь нажать на кнопку с номером этажа. Замечаю бегущую к лифту толстую тетку. Решаю подождать. Пододвигаюсь, чтобы дать ей пройти, прижимаюсь к стене, так как велосипед занимает больше половины лифта. Тетка вваливается, запыхавшись, и говорит «девятый».

Думаю: надавлю и за нее кнопку тоже, я же вежливый. Поворачиваюсь к табло и вижу, что уже нажаты клавиши «2», «3», «4», и так далее, вплоть до «9». Оказалось, я случайно нажал на кнопки лифта спиной. На все кнопки сразу.

Знаете, что она мне сказала?

- Молодой человек! Чтобы поехать на нужный этаж, достаточно нажать только одну кнопку.

- Ээээ… спасибо.

Поехал с теткой и велосипедом вверх. Лифт делал остановки на каждом этаже. Получилась долгая экскурсия  (для дебилов). Я стоял и читал инструкцию к лифту.

Оказалась, тетка из соседнего подъезда, и притом общительная. Всем сообщила: «спортсмен заселился, совершенно тупой»

040

Это был сон. Грустный, но светлый.

Я стоял в толпе гонщиков, мы ждали приглашения на старт.

Нас вызывали в стартовое построение по одному, редко – по двое. Приглашали не по порядку стартовых номеров и не по возрастным категориям, а по какому-то другому принципу. Непонятно по какому.

Меня еще не вызвали.

Стартовая поляна была на немыслимой высоте. Даже не в горах, а над горами. И почему-то все равно было тепло.

Далеко-далеко внизу, сквозь гущу облаков просвечивали желтоватые огни города или поселка. Выше огней из взбитой облачной гущи торчали горы, между их вершинами проходила наша трасса. 

Со старта на дистанцию тянулась разметка – маленькие, тепло светящиеся фонарики висели в предрассветном воздухе. Никогда такой разметки я прежде не видел.

Мы тихонько, чуть в напряжении, говорили о предстоящей гонке, прислушивались, чтобы не пропустить вызова на старт.

Неожиданно я увидел Леху.

Мы никогда не дружили. Симпатии я к нему не испытывал. Он сильный, смелый - да. Техничный, по спортивному хитрый, но общаться с ним мне не хотелось. Пока его не убили.

Наркоман, летящий по обочине на своей тарантайке, сбил его несколько лет назад. Девушка Лехи ехала рядом и видела его гибель.

Острые скалы, мокрые корни, трамплины – все ему было нипочем. Его убило проклятое шоссе.

Я спросил Леху:

- Ты же… умер?

Он пожал плечами и улыбнулся. Ответил:

- Что же теперь, на гонки не приезжать?

Его вызвали, и он покатил на старт раньше меня

041

С сожалением признаю, что мне пришлось отодвинуть на задний план всех своих друзей, не связанных со спортом.

Общение с ними прервалось не из-за моей отрешенности, а потому что в моей жизни уже есть семья, работа и спорт. Причем именно спорт - крупнейший хронофаг. Он сожрет столько времени, сколько ты ему дашь, и все ему будет мало. Всегда будет казаться, что мало.

Никогда у меня не было мысли: черт, я слишком мало времени провожу в офисе. Никогда я не думал: сегодня провел в суде всего четыре часа, что-то маловато.

С тренировками - все наоборот.

Чтобы добиться хоть какого-то успеха в любительском спорте, приходится жесточайшим образом планировать свою жизнь. В ноябре обычно могу точно ответить на вопрос, что собираюсь делать в августе. В этом есть свои плюсы, но и самоограничений тоже хватает: почти любой день расписан до 21:00. 

Итог всего этого очень простой: если у тебя всегда нет времени, нужен ли ты друзьям?

042

Я не люблю асфальт. Шоссейных гонок в моей жизни было раз два и обчелся, но одну до сих пор вспоминаю с улыбкой.

Двое самарских друзей (Шевелев Антон и Овчинников Андрей) уехали от пелотона прямо со старта. Их обоих отличала от прочих гонцов бесконечная, хотя и мало обоснованная вера в свои силы. Группа спокойно отпустила беглецов, посчитав, что на холмах и волжском тугом ветру они оба нахлебаются и «встанут».

Когда спустя час пелотон вышел на затяжную многокилометровую прямую, ведущую вниз с холма, и не увидел смельчаков, темп резко вырос. Победа отрыва никого не устраивала. В голову лезли мысли о том, что сбежавшие, может быть, звезд с неба и не хватают, но оба обладают поистине ослиным упрямством. Даже так скажу: ослы по сравнению с этими самарцами - сговорчивые, кроткие зверушки. Отсутствие спин беглецов в зоне прямой видимости было прямым тому подтверждением.

Мое присутствие на шоссе сводилось к роли подай-подвези. Я получил строжайшее указание добирать, и добирал, что было сил. Наконец, спустя минут сорок, один из инициаторов погони прохрипел «вон они!» и жестко взял смену. Начались разговоры: «вон тот толстый справа – Андрей, а тощий слева – Антон».

Мне показалось странным, что двое беглецов идут параллельным курсом, а не работают сменами, сидя друг за другом. Я пригляделся и рассмеялся в голос: надрываясь, мы догоняли кобылу и жеребенка, которые издали показались нам гонщиками.

Какое-то время никто подвоха не видел: парни, пригнувшись, во весь дух гнались за четвероногим «отрывом».

Беглецы же, как выяснилось, банально свернули не туда

 
043

В веломастерской перед соревнованиями бортировал новые покрышки.

Зашел дядька с электровелосипедом. Аккумулятор интегрирован в нижнюю трубу карбоновой рамы, надписи говорят, что установлен мотор известной марки. Серьезная машина.

Ради любопытства спрашиваю:

- Сколько ватт?

- Семьсот (отвечает с гордостью).

Продолжаю возиться с задним колесом, заливаю герметик и бурчу себе под нос:

- Ни фига себе… У меня с утра еле-еле триста двадцать на двадцать минут было…

Закончил, отошел вымыть руки, возвращаюсь за своим велосипедом. Вижу, дядька крутится вокруг моего «кадейла» и вдруг выдает:

- Что ты врешь? Нет тут никаких трехсот ватт!

044

С Сергеем Алясовым приехали во французскую деревеньку «Ла Клуза». Прошли медосмотр, оплатили взнос, зарегистрировались на местный альпийский марафон. В протоколе около четырехсот человек в первый день и четыре с половиной тысячи во второй.

Перед гонкой, посмотрев прогноз погоды, решили поменять резину.

У меня не было любимых бескамерных покрышек от «спэшэлайзд», пришлось ставить комплект другой марки. Тоже очень хорошие, но встают чуть хуже: надо сразу дать большое давление, тогда их правильно разопрет на ободе. А как это сделать? Напольного насоса нет, компрессора и подавно.

Как раз для таких случаев вожу с собой приспособление, которое в шутку называем бульбулятором. По сути, это обычная крышка от газировки, которую можно навернуть на любую пластиковую бутылку. В ней просверлено отверстие и закреплен клапан. Приспособление позволяет набить внутрь бутылки пять-десять атмосфер и разом сбросить давление в покрышку.

Устройство сделано вручную Сашей Кравченко из г. Тольятти и пользуется заслуженной популярностью. Оно совершенно незаменимо в поездках: умещается в кармане, а ненужную пластиковую бутылку всегда легко отыскать.

Вымыл велосипед, начал «переобуваться».

За дверью напротив жил сильный «андер», молодой чемпион Бельгии по XCO. Не знаю, чей английский хромал сильнее, но мы долго общались с ним перед гонкой. Он с интересом посмотрел на мой бульбулятор и быстро смекнул его назначение. Спросил, а где же контейнер?

Какой, говорю, контейнер? Вон бутылка от минералки в коробке от велосипеда валяется, сейчас возьму ее и буду надувать.

Бельгиец рассмеялся и сказал, что контейнер должен быть стальным и прочным, чтобы выдержать давление воздуха.

Мне не хотелось вдаваться в дискуссии, потому я молча стал накачивать бутылку из-под «Волжанки». Много раз пробовал: семь атмосфер точно можно накачать, а больше мне и не надо. Бутылка, как водится, стала угрожающе трещать, этикетка на ней натянулась и лопнула. К установке покрышек все было готово. Не успел я сделать последнее движение, как бельгиец прыжком ретировался за угол дома.

Что сказать? Он действительно быстр

045

Старт пройден. Рывок следует за рывком, длинные смены превратились в короткие, группа вытягивается в струну. Струна звенит, нервы на пределе. По всем признакам сейчас будет разрыв. Тем, кто окажется впереди, повезет: они смогут попытаться убежать.

Есть отличный способ оказаться впереди – самому порвать группу. Но, если группа выдержит твою смену и не порвется, а ты нахватаешься ветра, то именно ты окажешься без сил. Поэтому весь пелотон психует и ждет. Кто сегодня сделает это?

Сдаю смену, и боковым зрением вижу, как по левой бровке проходит Александр Кузнецов. Как неудачно, я только что отработал впереди!

Между нами оказываются несколько человек, которым не совсем доверяю. Они сильные, спору нет, но они не знают, что сейчас будет РЫВОК. А я знаю. Касаясь локтями, лезу вперед. На колесо Александру бросаются двое, но сесть уже не могут, образуется дыра около метра, и она увеличивается. Стиснув зубы, на вираже обхожу парней, и едва успеваю выбрать просвет. Скорость уже запредельная, идем в гору, грунт комьями летит из-под колес. Александр все еще ускоряется.

Так интересно вспоминать тот момент: плавно выключается периферийное зрение, картинка перед глазами начинает темнеть, мерцать, и постепенно изображение почти теряется. Последнее, что вижу отчетливо – его затылок, замочек-регулятор на каске, воротник веломайки. Где-то там, впереди, я помню, было закругление дороги... Плавный поворот. Там еще небольшая колея справа и корни. Машину начинает немного тащить влево, подхватываю. Видимо, это как раз и есть колея. Нащупываю дорогу передним колесом, держу, держу скорость. Интересно, усидел или нет? Постепенно... медленно...  появляется свет... Есть! Вот он, мой хороший, мой добрый Александр, который задал нам трепку сегодня. Оборачиваюсь – сзади, метрах в десяти, двое выживших, выбиваются из сил, пытаются добрать. И все. Больше ни-ко-го.

Чуть отдышавшись, сменяю Александра. Собираюсь сказать, чтобы теперь он мягче брал смены, но, посмотрев на его лицо, молчу. Выражение боли и полнейшего счастья не дает мне права делать какие-то замечания

046

Излучина Волги. По грунтовкам пылил крупный марафон.

Заявившиеся на провинциальную гонку москвичи планомерно разваливали группу. Мощными, короткими включениями отцепляли тех, кому стало тяжеловато, кто начинал «полоскаться» на ветру. Отстающие могли бы придти в себя, но сильные гонщики безжалостно отрезали и сбрасывали «лишних».

После серии атак в первой пачке осталось около десятка парней. Часть местных, впрочем, держалась довольно уверенно. У двоих из них на сине-зеленых спинах была надпись «Жигули», а на бедрах читалось: «Самарская область». Они шли парой, друг за другом, и я старался не упускать их из виду.

Дело даже не в том, что давно знаю этих гонцов.

Бывают в России такие высушенные ребята, в застиранной, выгоревшей на солнце велоформе. Полинялая майка и отсутствие лишнего веса зачастую признаки высокой готовности. Этих так просто не сбросишь, у них явно было время и желание тренироваться. Парни в чистой, но старенькой форме – настоящий спортивный пролетариат. Им нечего терять, кроме своих цепей. Впрочем, даже на этот случай предусмотрены цепегасители.

Всегда отношусь к таким гонщикам серьезно. Без боя свои позиции они не сдают. Кроме того, в отличие от меня, у них есть тренер, и он ждет их на финише, вооруженный всеми возможностями русского языка.

Закончились холмы, начались градиенты посерьезнее.

Двое в форме «Жигули» ожидаемо проявили активность. Атаковал один, его добрали, сразу натянул второй. Классика велосипедного спорта.

Москвичи реагировали, каждый раз ликвидируя отрыв, а парни из «Жигулей» не унимались. Заняли обе колеи и одновременно ускорились, отработали полминуты, внезапно один бросил, а второй, наоборот, ломанулся и сразу дал заметный просвет. Преследователям первого пришлось, чертыхаясь, перепрыгивать через промоину, догонять второго. Добрали, попутно привезли первого, и он еще раз атаковал, причем в очень неудобном для ответа месте. Снова перестроения, ругань, у столичных бойцов гонка пошла не по плану: скатанная пара трепала соперников что есть силы.

Но москвичи сильные и техничные, вскоре все собрались вновь. В очередной подъем начали двигаться ровно. Ребята из «Жигулей» тоже взяли передышку.

Слышу, парень из столичной команды, отдышавшись, с раздражением обратился к сине-зеленым:

- Вы задрали уже! Обгону препятствуете. Про правила слышали вообще?

В ответ – тишина. Высоко задрав подбородок, гонец из «Жигулей» гордо продолжал движение. Москвич не унимался:

- Слышь, что говорю? Траекторию не закрывай. Придурки, блин, оба два.

Майка с надписью «Жигули» невозмутимо катила вперед. Гонщик даже головой не повел, а через некоторое время снова дал по педалям.

Москвич слега закипел от такого невнимания к его персоне.

Он продолжал ворчать даже после финиша, даром что его товарищ выиграл у меня борьбу за «золото» в абсолютном зачете. Столичный гонщик все ругал доезжающих сине-зеленых, и, не переставая, сообщал нам, какие они хамы, пока я не остановил его:

- Хорош. С ними бесполезно разговаривать, когда они тебя не видят.

- Да я знаю, они идиоты!

- Нет. Они – параолимпийцы.

- ???

- Слабослышащие. Пошли лучше поможем, видишь, судороги. Магнезия есть?

047

Во время гонки вспыхивает мысль, зажигает невольную улыбку:

- Неужели я сейчас закладываю виражи со спуска, а мне за это еще и платят? Невероятно.

Взлетаем на перегибе тропы.

Наваливаюсь всем весом на велосипед, чтобы снова прижать его к земле, и сразу отпускаю - даю ему волю на профилированном повороте. Получив свободу, он сам забирается по земляной стенке оврага, идет почти параллельно земле. До последнего стараюсь  не мешать – не трогаю тормоза. Наконец зажимаю ручки и отклоняюсь, покрышки цепляются в грунт, хватко заправляя нас в следующий поворот.

Карбоновые тормозные ручки теперь такой сложной формы, будто они не изготовлены, а выращены, как будто это часть чего-то живого. Как только указательные пальцы отпускают их, навалившаяся от торможения тяжесть мгновенно рассеивается. Уже в невесомости удивляюсь собственной мысли: мне же ведь не платят за это.

Интересуюсь: мозг, ты чем, вообще, занимаешься? Мы лидера пробуем добрать или как?

- А, отвали… Наслаждайся.

Температура воздуха +39С, пульсовые со старта в «красной» зоне. Дочурка на каждом круге с удовольствием поливает участников гонки водой. В голове какая-то чушь, самочувствие – великолепное.

Спортивного результата нет. Думал не пойми о чем, только мешал велосипеду

048

Я ждал его прибытия из-за океана много дней. Когда он пришел - начался праздник.

Я показывал ему свои любимые леса, горы и тропы. Знакомился с ним и удивлялся ему.

Мы делили с ним работу на гоночной трассе. Если выигрывали, то только вдвоем.

Вдвоем мы бывали разгромлены в пух и прах. Падая, я каждый раз держал его до последнего.

Я поливал его потом и кровью, а он меня – землей с колес и ветром с небес.

Я возился с ним: мыл его, чистил и настраивал. Ухаживал за ним, как за ребенком. Очеловечивал его, разговаривал с ним, берег, хранил и потом варварски продал.

Парень, что забрал его, положил моего постаревшего друга в свой автомобиль. Не разбирая, как часто делал и я. Когда крышка багажника захлопнулась, я чуть не заплакал.

Продавать друзей очень больно.

Потом был другой.

Сдувал с него пылинки до того дня, когда появилась возможность одержать значимую победу.

На последнем подъеме, на самой последней горе я пробил колесо. Спину и ноги стал заливать горячий герметик, вырывающийся из надрезанной камнем покрышки. Мой новый друг был ранен, а я сказал ему: ты только дотерпи. Дотерпи последние километры и мы победим. Первый, а, может, единственный раз в жизни выиграем в этих горах.

Легко сказать.

В задней покрышке оставалось чуть больше половины атмосферы, а я нещадно бил обод о камни на спуске, ударял его о булыжники на разбитой прямой, ведущей к финишу. Покрышку жевало, каждый удар передавался прямо в раму, в подседельный штырь и в мой позвоночник. При каждом пробитии я сжимал зубы, но позволить себе остановку мы не могли - преследователь был в полуминуте.

Мы добрались до финиша на честном слове и на одной левой ноге.

Я размолотил карбоновое колесо, сломал задний эксцентрик, выиграл гонку и поцеловал его.

Стал замечать за собой: когда он стоял дома и покорно ждал меня, я не мог пройти мимо и не погладить, не провести по нему рукой.

Но я продал и его.

Я рассказывал покупателю, где у него может болеть, какие его части подбирались вручную и чем они отличаются от штатных деталей, какие значения нужно выставлять на динамометрическом ключе, чтобы не навредить. Девушка, что забирала его у меня, все выслушала и сказала:

- Да он донор. Нам на запчасти.

Мне нечего было ответить: я продал друга на органы.

Деньги жгли сквозь карман джинсов.

Единственным оправданием было то, что только моих машин скопилось четыре штуки и хоть одну надо было продать. Так себе, скажу я вам, оправдание для Иуды.

Я вез полученные серебряники домой и думал над новым текстом. Заголовок получался вроде: «правосубъектность гоночных велосипедов»

049

После работы рванул по речному льду из Тольятти на правый берег Волги. Выехал в -3С, вернулся в -16С.

От дома до скал на другой стороне реки всего час езды. В самом узком месте по льду - пять километров.

Ехал туда за тишиной и получил все, что хотел. Ни души вокруг, ни звука. Даже ветра не было. Пронзительная закатная тишина.

Видел небольшого волка. Он меня не трогает, а я – его. Он вдоль реки, я поперек.

Поднялся до дубовой рощицы над берегом. Глубокий снег взрыт, земля перекопана. Кабаны хозяйничали.

Солнце садится.

Вернулся, а в городе - спидвей. Машины, огни, музыка, мотоциклы, дети кричат, гаишники, муравейник настоящий. Все вокруг шумит, слепит огнями, а я только что из звенящей солнечной тишины, с замерзшим чаем во фляжке.

Так быстро, это почти телепортация – вот ты на скалах в одиночестве, а вот снова среди людей. В промежутке поработал ногами час, согрелся только.

Если бы не велосипед, ничего этого бы не было в жизни. 

Мне кажется, какой-нибудь крупный производитель мог бы назвать одну из своих моделей «катарсис». Содержательное было бы название

050

Гонщики кросс-кантри ездят сравнительно несложные элементы, в спусковых дисциплинах трассы гораздо опасней. Но есть одна деталь: кантрийщики проходят техничные участки на усталости и на высоких пульсах. Большинство травм, которые происходят, появляются именно из-за утомления, ослабления контроля. Поэтому часть проблем, что ставит перед тобой трасса, обязательно должен решать велосипед. Один ты просто не справишься. Проблемы трассы – ваши общие проблемы. Это простая вроде бы мысль еще лет двадцать назад никому не казалась очевидной.

У меня сохранился алюминиевый велосипед, купленный в 2002 г. Он когда-то привез «бронзу» на любительском чемпионате России. Встегиваюсь в его педали и на каменистом спуске возникает ощущение, что он пытается меня убить. Не какое-то предчувствие, будто он вот-вот вытворит нечто непостижимое, нет, он вполне реально покушается на меня.

С современными байками все иначе. В 2019 году - глубокие подвески, могучие тормоза, широкие рули, толстенные покрышки. Новая техника на самом деле бережет гонца. Исправляет то, что можно исправить, прощает ошибки. Спасет и сохраняет.

Будет небольшим преувеличением сказать, что современные двухподвесы – всепрощающие. Причем прощение в них не фальшивое, а настоящее, заложенное создателем. Поэтому нечего удивляться ценам на велосипеды: индульгенции всегда стоили дорого. Церковь когда-то задрала цены на всепрощение, вот и результат 

продолжение следует